Сергей Соловьев: История России с древнейших времен. Книга X. 1725—1740

Визирь, рассмеявшись, начал говорить: «Напрасно пренебрегаете вы народом, который владеет целым Персидским государством; но, оставя все споры, объяснюсь и я откровенно: не верю я, что Россия склонит шаха Тахмасиба на принятие трактата, хотя и старается об этом; шах упрямится и имеет причины упрямиться, потому что Россия против него ничего не действует; одна Порта с огромными издержками и кровопролитием забрала свою долю, которую надеялась получить по русской медиации, и теперь держит в тех краях 150000 войска. Россия легко может рассудить, какие издержки на это мы должны употреблять и можем ли такое число войска содержать там праздно; разумеется, мы должны употреблять его для изгнания неприятеля и получения себе покоя. Порта думает, что русские предложения состоят в одних словах, а не в деле; видно, что Россия хочет только время проводить под разными предлогами. Но если Россия хочет иметь успех в тех странах, то она должна иметь там сильный корпус войск, без чего тамошних дел окончить нельзя, хотя бы шах Тахмасиб и принял трактат, ибо по тому трактату Россия должна ему сильно помогать; не только Эшрефа надобно выгнать, но и других персиян привесть под руку шахову, ибо многие ханы захотят независимости в своих областях. Если бы Порта знала, что Россия непременно склонит шаха к принятию трактата, то могла бы еще подождать месяц или два и удержать военные действия в Персии, но такой склонности от шаха не надеется». Неплюев сказал, что двух месяцев мало для получения обстоятельного ответа от Тахмасиба, и визирь согласился ждать четыре месяца.

Через четыре месяца дела турок пошли дурно: Эшреф разбил их войска. 30 ноября Долгорукий писал императрице с Кавказа: «Турецкие действия в Персии зело в слабость приходят; армяне неоднократно турок побили и требуют с нашими войсками соединиться, слезно просят хотя б некоторую часть к ним прислать; а мне за указом вашего императорского величества того учинить нельзя для озлобления турок, и сколько могу армян обнадеживаю, чтоб с терпеливостию ожидали несколько времени; однако ж видят они, что от нас им никакой пользы и надежды нет, и сколько могут с великою отвагою против турок мужественно поступают, и, ежели б в нынешнее благополучное время соединиться было можно нашим войскам с армянами, видя слабость турецкую, можно б надеяться, что действа наши сильные могли быть. А что велено мне армян уговаривать, чтоб в завоеванных наших провинциях. в Персии, где похотят, селились бы, и армяне о том слышать не хотят, и, правда, великой резон есть: оставить места угодные и идти в бесплодные. Паша, который был определен для разграничивания с г. Румянцевым, пошел из Шемахи на армян, и, ежели турки пользу какую над армянами получат и приведут в подданство к себе, зело сожалеть нам их, армян, что мы их оставили, и впредь нам армян трудно к себе присовокупить будет. Если бы в нынешнее время при здешнем злом и проклятом народе не Левашова (генерал-майора), крепкого, и искусного, и верного, и радетельного, поступком содержана была здешняя страна, великая бы опасность чаялась». «О здешнем гилянском состоянии доношу о воздухе, какой зной язвительный, нездоровый; к тому же солдаты пропитание имеют зело скудное: только хлеб и вода, к тому ж и жалованья солдаты не получали одиннадцать месяцев; работы великие, партии непрестанные, труд несут несносный, а выгоды не имеют, лекарств, я застал, ничего нет, а коли и отпускают лекарствы, равно как на другие полки, на Сулак и в Дербент, а сюда надлежит, по здешнему злому воздуху, отпускать втрое против других мест; к тому ж лекарей мало зело и комплоту нет; надлежит быть здесь дохтуру и аптекарю с полною аптекою, а другому дохтуру — в Астрахани, понеже лазарет в Астрахани великий: к Сулаку из Дербени и из Баки присылаются больные, одному дохтуру как можно везде усмотреть? Лучше людей жалеть, нежели денег на жалованье дохтурам и лекарям».

Не дожидаясь распоряжений из Петербурга, Долгорукий велел выдать солдатам жалованье из местных сборов персидскою монетою по настоящей цене, по недостатку лекарств велел покупать вино, уксус и другие материалы на счет Медицинской канцелярии. Кавалерии содержать было нельзя, потому что прокормление каждой лошади становилось в год около 40 рублей; травы не было, кроме осоки; лошадей кормили соломою и пшеном. В русском войске было две иностранных роты, армянская и грузинская, каждому человеку в них давалось жалованье по 15 рублей; русских козаков было 250 человек, которые служили без жалованья и между тем были чрезвычайно полезны. Долгорукий назначил им жалованье по 10 рублей человеку. «По мнению моему, — писал он, — лучше своим дать жалованье — они же и служат больше, и неприятелю страшнее: правда, и армяне и грузины служат изрядно, однако козаки отважнее действуют».