Подозревать как Молотова, так и меня в кознях против Сталина было бессмысленно. Хотя отдельные критические замечания в его адрес по некоторым вопросам я и высказывал в беседах не только с ним, но и с другими. Молотов меня не выдавал, но всегда вел себя как преданный сторонник Сталина. Так что, конечно, такого рода обвинения были абсолютно беспочвенны. Видимо, Сталин через Поскребышева хотел учинить проверку, как мы будем реагировать на это обвинение.
Но очень возможно, что эта странная идея о совместной нашей с Молотовым подготовке «заговора против Сталина» у него сохранялась после этого случая все время, и в конце 1952 г. он решил избавиться от такой опасности.
Спокойным со Сталиным не мог чувствовать себя никто. Как-то после ареста врачей, когда действия Сталина стали принимать явно антисемитский характер, Каганович сказал мне, что ужасно плохо себя чувствует: Сталин предложил ему вместе с интеллигентами и специалистами еврейской национальности написать и опубликовать в газетах групповое заявление с разоблачением сионизма, отмежевавшись от него. «Мне больно потому, – говорил Каганович, – что я по совести всегда боролся с сионизмом, а теперь я должен от него «отмежеваться»!» Это было за месяц или полтора до смерти Сталина – готовилось «добровольно-принудительное» выселение евреев из Москвы.
Смерть Сталина помешала исполнению этого дела.
Глава 43
О мемуарной литературе
Я предъявляю к книгам историческим и мемуарным, в том числе своим собственным, определенные требования. Я – сторонник объективности в описании исторических фактов. Автор не должен так отбирать факты, чтобы подогнать их под свою личную концепцию. А ведь есть люди – я много встречал таких среди моих редакторов в Политиздате и в некоторых журналах, – которые, возражая против приведения в книге политически неприятных фактов, скажем фактов о наших неудачах, попыток вскрыть их причины, обвиняют авторов как раз в субъективизме, что неправильно и несправедливо. Объективный подход к историческим фактам требует не замалчивать те факты, которые кажутся «невыгодными», не преувеличивать «выгодные» факты, тем более не искажать их.
Но, естественно, каждый мемуарист, а тем более историк, приводя объективные факты, может – если не должен – давать свое толкование им и свою оценку. Она может быть правильной, может быть и неправильной, здесь все зависит от подготовки и таланта автора.
К сожалению, упомянутые вредные явления в советской исторической науке часто повторяются в той или иной степени, иногда просто до тошноты. У образованных и знающих людей такие явления вызывают возмущение. Читатель проникается недоверием к трудам с такого рода фальсификацией. Это – один из источников скепсиса и недоверия к официальным учебным изданиям по истории партии, подслащенным, лакированным, и к мемуарам в этом духе, которые вызывают у нашей молодежи законную неудовлетворенность.
Наш агитпроп тщательно оберегает население от буржуазной политической литературы, боясь ее воздействия на умы людей. А ведь мы, помню, в молодости читали буржуазную литературу, антимарксистскую наряду с марксистской. И, сопоставляя прочитанное, мы лишь укреплялись в нашей вере в марксизм, в его правильном понимании. В 20-х гг., вплоть до 30-х гг., мы в губкомах получали и читали такой враждебный и «опасный» документ, как «Социалистический вестник», издававшийся в Берлине меньшевиками под руководством опытного меньшевика, врага советской власти Мартова. Мы читали и белогвардейскую литературу, получая ее через ЦК. И это, я по себе чувствую, не поколебало веру и преданность нашему делу. Ведь часто бывает даже полезно посмотреть на наши дела чужими глазами.
Я всю жизнь продолжаю читать антисоветскую литературу, и не без пользы, если есть там аргументы и факты.
В отношении умалчивания наших неудач в Великой Отечественной войне, хотя она и была победоносно завершена, хотя в ее горниле были проверены патриотические чувства и настроения советских людей, я хочу сказать несколько слов.
Мы можем и должны гордиться и нашим народом, и нашей партией за победу в Великой Отечественной войне. Но я не могу пройти спокойно мимо того, как многие военные мемуаристы пишут только о последних сражениях, главным образом второго периода войны, после перелома в соотношении сил между нами и Германией, и либо замалчивают полностью, либо мельком касаются серьезных поражений, которые мы терпели и на которых научились воевать. Ворошилов и его окружение в Наркомате обороны не учили армию тактике отступления. Это – одна из причин, почему создавалась паника, почему так много потерь мы имели в начале войны и так долго мы отступали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу