Анастас Микоян - Так было. Размышления о минувшем

Я отметил также, что «наша задолженность по этому кредиту является долгом военного времени. Долги такого рода, как известно, регулируются между многими странами на основе новой договоренности. Мы также хотим это сделать». Пример с Францией я сознательно не привел, приберегая его на другой раз. «Поскольку британское правительство считает, что вопрос о пролонгации кредита должен быть поставлен через дипломатические каналы, мы это сделаем, – сказал я. – Что же касается очередного платежа по погашению кредита и процентов в сумме 3442 тыс. фунтов стерлингов, то советское правительство дало указание Госбанку полностью уплатить сегодня указанную сумму золотом. Однако советское правительство считает, что этот платеж должен быть последним платежом, производимым на условиях Соглашения от 16 августа 1941 г.»

Стало ясно, что переговоры дальше будут трудными. Итоги шести бесед с Вильсоном, проведенных за 19 дней, в общем-то меня удовлетворяли. Вопрос о пересмотре условий кредита военного времени был мною поставлен, что называется, ребром. Англичане согласились на пересмотр, хотя и выдвинули свои условия обсуждения этого вопроса. Это уже само по себе было неплохим началом.

Каждая моя беседа с Вильсоном подробно записывалась моим помощником Смоляниченко и рассылалась для ознакомления Сталину и пяти членам узкого состава политбюро. Кроме того, я о каждой беседе с Вильсоном лично рассказывал Сталину, поскольку ежедневно с ним встречался. Он по-прежнему продолжал сомневаться в возможности уменьшить процент погашения кредита по задолженности военных лет, но все же поручил Молотову поставить перед англичанами вопрос о пересмотре условий погашения кредита военного времени по дипломатической линии.

10 мая 1947 г. министр иностранных дел Молотов направил английскому послу Петерсону соответствующее послание.

В послании использовался мой аргумент о том, что «изменение условий расчетов по Соглашению от 16 августа 1941 г. представляется тем более необходимым, что ущерб, причиненный Советскому Союзу немецкой оккупацией, оказался несравненно большим, чем это можно было предполагать при заключении этого Соглашения».

Готовясь к продолжению бесед с Вильсоном, я решил по-прежнему занимать жесткую позицию, исходя при этом из того, что англичане заинтересованы в наших поставках, а наши требования в части изменения условий кредита справедливы и основаны на французском прецеденте.

Переговоры возобновились 21 июня 1947 г. Вильсон начал с того, что заявил о предоставленных ему полномочиях на ведение переговоров об изменении условий Соглашения 1941 г. При этом он подчеркнул, что «Министерство финансов Великобритании предоставило ему эти полномочия, дав определенное указание, чтобы изменения условий кредита были оправданны с точки зрения интересов Великобритании. Как только Британская сторона узнает, на сколько Советская сторона увеличивает объем своих поставок в Великобританию, она на базе этих новых предложений сделает свои предложения». При этом Вильсон подчеркнул: «Чем больше будет увеличен объем советских поставок, тем будет более возможным для Британской стороны пойти навстречу Советской стороне в финансовом вопросе».

На это я резко заявил, что это условие для нас неприемлемо, что новая просьба англичан о поставках зерна нового урожая пока не может получить определенного ответа, так как «рано делать какие-либо определенные выводы в отношении урожая». Вильсон вынужден был согласиться со мной.

25 июня я сказал Вильсону, что урожай в этом году будет хороший, и в Великобританию мы сможем поставить из нового урожая 500 тыс. т зерна всех видов, включая пшеницу. Эта цифра, однако, не вызвала энтузиазма у Вильсона. Вильсон сделал заявление о предложении британской стороны об изменении условий Соглашения 1941 г. и вручил мне письменный текст этого заявления. Я сказал, что могу дать ответ на это заявление после того, как оно будет изучено.

30 июня Вильсон попросил встретиться со мной без участия членов делегации, чтобы «высказать кое-какие соображения, которые он не мог бы осветить на пленарном заседании, носящем более формальный характер».

Что же, как оказалось, хотел заявить Вильсон?

Во-первых, то, что он лично «весьма заинтересован в успешном продвижении торговых переговоров», что он прибыл в Москву с полномочиями обсудить финансовые вопросы, что явилось «главной его победой», но он боится, что его правительство не позволит ему заключить финансовое соглашение, если не будет советских предложений о крупных поставках из СССР в Великобританию. Затем Вильсон спросил, является ли цифра 500 тыс. т зерна из урожая 1947 г. «абсолютным максимумом», и если да, то его, очевидно, отзовут из Москвы.