Добавим к этому, что агентность субъекта может проявляться еще и в чем-то третьем — не в создании перемен и не в поддержании стабильности, а в актах, которые ведут к внутренним смысловым сдвигам авторитетного дискурсивного режима государства и создании внутри него новых, альтернативных зон и пространств, которые не находятся в оппозиции к государству, но и не являются его частью. Подобные акты могут до поры до времени казаться неважными большинству участников процесса и оставаться невидимыми для большинства сторонних наблюдателей, включая государство. Их нельзя свести ни к сопротивлению политическим параметрам системы, ни к воспроизводству этих параметров. Однако они ведут к постепенному перерождению системы изнутри. Подобные акты могут способствовать сохранению и воспроизводству некоторых положительных черт системы, отвергая при этом ее негативные стороны. В период позднего социализма, в результате перформативного сдвига, который испытал авторитетный дискурс системы, советские люди получили возможность формировать сложное и дифференцированное отношение к различным идеологическим тезисам, нормам и ценностям системы. В зависимости от контекста они могли отвергать одни тезисы, нормы и ценности, равнодушно относиться к другим, активно поддерживать третьи, творчески переосмысливать четвертые и так далее. Отношение человека к различным высказываниям и провозглашенным ценностям системы не делилось по бинарному принципу: либо за систему — либо против нее. Это отношение не было определенным раз и навсегда и статичным. Оно было разноплановым, парадоксальным и постоянно развивающимся.
Благодаря повсеместному участию большинства советских людей в воспроизводстве ритуализованных актов и высказываний авторитетного дискурса вырабатывалось ощущение того, что система монолитна, неизменна, вечна. Из-за этого ощущения представить себе, что Советский Союз может вдруг обвалиться, было практически невозможно. Однако именно это всеобщее участие в воспроизводстве точной формы языка и ритуалов способствовало появлению внутри советской системы огромного числа новых, неожиданных идей, смыслов, видов существования, которые постепенно сдвигали весь дискурсивный режим системы изнутри. Советская система постепенно становилась отличной от того, какой она сама себе казалась. Она становилась потенциально нестабильной, способной при определенных условиях неожиданно обрушиться. Однако эта внутренняя хрупкость системы оставалась невидимой для большинства, поскольку не существовало общего для всех дискурса, способного описать и проанализировать ее (пока он не появился в начале перестройки).
Итак, система казалась все более монолитной и стабильной, становясь при этом все более хрупкой и шаткой. Как это ни парадоксально, эти два процесса шли бок о бок и, более того, формировали друг друга. Те черты советской системы, которые вели к предсказуемости, скованности и подконтрольности существования, и те, которые способствовали возникновению в советской жизни все новых, непредсказуемых, неподконтрольных государству элементов, были частью одного взаимообразующего процесса. Мы рассмотрим этот тезис гораздо подробнее в следующих главах, иллюстрируя его большим количеством конкретных примеров и фактов.
Как отмечалось в начале главы, в новом общественном дискурсе, возникшем в перестройку и получившем развитие в постсоветские годы, советская система стала оцениваться с совершенно новых позиций. С одной стороны, советское прошлое подвергалось довольно суженному переосмыслению; воспоминания о нем окрашивались в заведомо критические тона. С другой — с позиции постсоветского периода стало возможно посмотреть в прошлое сквозь аналитические линзы, которых раньше не было. Появилось множество материалов о прошлом и из прошлого, которые в самом этом прошлом были недоступны. По всем этим причинам, для того чтобы сегодня осмыслить и проанализировать период позднего социализма, крайне важно использовать как минимум два типа материалов, отличающихся временем своего происхождения и политической ангажированностью авторов. Это, во-первых, материалы-современники — материалы, возникшие в течение периода позднего социализма, то есть до 1985 года, до начала перестройки; и, во-вторых, ретроспективные материалы — материалы, появившиеся после 1985 года, в период перестройки и постсоветское время.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу