Данный унифицированный подход имеет под собой определённые основания. На них, по сути дела, опираются историки в постсоветское время, продолжая вслед за советской историографией фактически игнорировать проблему национальной мысли советского периода. Эти исходные посылки обнажены М. Геллером: «Советские историки обеими руками писали то, что от них требовали. Это не значит, что они писали всё время одно и то же. Их взгляды менялись в зависимости от решения высшей инстанции, как говорят — колебались вместе с линией партии. Повороты происходили по флотской команде: все вдруг. Кто не успевал повернуться или не совсем правильно понимал манёвр, должен был пенять на себя» {9} 9 Геллер М. Как же было на самом деле? // Русская мысль, 25–31 мая 1995. Автор не включил эту статью, содержащую столь категоричную оценку, в книгу, составленную из его эссе, печатавшихся в газете «Русская мысль» под рубрикой «Глазами историка». — См.: Геллер М.Я. Глазами историка. Россия на распутье. 1990–1995. М., 1996.
. Сходные оценки (они касаются всей творческой интеллигенции) выносят А. Белинков и В. Буковский — люди, «отрешившиеся от страха» {10} 10 См.: Белинков А. Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша. — М., 1997; Буковский В. И возвращается ветер… — Нью-Йорк, 1974; Буковский В. Московский процесс. — М., 1996.
.
В.К. Буковский
Такая ригористическая позиция оплачена драматическими судьбами самих критиков. Однако подобные экспрессивные истолкования феноменов советской науки и литературы следует квалифицировать как проявления морализаторско-психологизированного взгляда на историю и общество, укоренённого не в системе научно-теоретических координат, а в морально-этическом формате. Исторические реалии таковы, что советская историография, как и обществоведение в целом, являли собой интеллектуальное пространство, где разворачивалась борьба групп интересов, сохранялись элементы академической культуры. На этом пространстве прослеживается прерывистая штрихпунктирная линия национальной исторической мысли.
Нельзя не сказать о тех затруднениях в понятийном аппарате, с которыми приходится сталкиваться в ходе анализа проявления этноцентризма в историческом познании в советское и постсоветское время. Понятие «национальная история» в социологическом смысле не означает ничего иного, как систему знаний, сотворенную национальной (принадлежащей той или иной стране) школой историографии, которая в силу неизбывных обстоятельств культурно-исторического развития демонстрирует тот или иной этноцентризм — локальный или геополитический (европейский, североамериканский, африканский, арабский и т. д.).
Между тем в контексте современного русского логоса, актуальных культурных представлений «национальная история» воспринимается в качестве суммы знаний о прошлом какого-либо этноса, взятого во взаимодействии с его историческими соседями. Такая история организована посредством национальной идеи, обосновывающей культурные и политические притязания руководящих классов. Это относится и к понятию «национальный историк» — понятию, которое вполне определённо звучит как обозначение носителя, контрагента завуалированного или явного, но отрефлексированного, рационального этноцентризма, имеющего явственную праксеологическую направленность.
Смыслы, привносимые сегодня в понятия «история» и «историк», числящиеся по национальному «ведомству», в немалой степени отражают реальное положение дел. Национальные историки на постсоветском пространстве «переигрывают» историю по сценариям, отвечающим задачам идейно-политического обоснования процессов формирования национальных государств. А в этом серьезном деле научная истина никогда не фигурировала в качестве ценности.
Глава 2.
СТИЛЬ — БОЛЬШОЙ, ЭПОХА — СОВЕТСКАЯ
1. Имперская история. Издание второе
Национальная историческая мысль в послереволюционном обществе была легализована и стала обретать организационные формы в связи с вынужденным — в результате столкновения доктрины «штурма и натиска» с реалиями полиэтнической ситуации в стране — обращением большевистского руководства к масштабному политическому регулированию культурно-национальной сферы. Образование СССР и налаживание социальных связей в 20-е годы открыла для части национальных историков возможность возвратиться к своей профессиональной деятельности.
Читать дальше