С. Рудник - Подлинная история РСДРП–РКПб–ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций

В 1928-1934 гг. произошло политическое закрепление этого курса и утверждение И. В. Сталина у власти не только в Коммунистической партии, но и в Советском государстве. Это был действительно коренной поворот в судьбах страны, который сам Сталин называл «Великим переломом», а историки – «сталинской революцией сверху». Этим было положено начало сложному и мучительному для страны переходу от традиционно-аграрного к индустриальному обществу. В отечественной историографии это едва ли не самый противоречивый по палитре мнений и суждений период в отечественной истории. Сам же Сталин в 1946 г. определял это как «большой скачок», при помощи которого «наша Родина превратилась из отсталой страны в передовую, из аграрной в индустриальную» [506]. Идея «большого скачка» была не критически воспринята и взята на вооружение такими социалистическими странами, как Восточная Германия в 1960-е гг. и Китай.

Сама мысль ускорить экономическое развитие страны не была изобретением большевиков. Известно, что эти задачи обсуждали в начале XIX столетия декабристы, рассуждая о пятилетних периодах экономического роста. Политика индустриализации в массовом сознании оказалась связана с массовым строительством новых предприятий, предназначенных для выпуска средств производства. Споры в политическом руководстве страны касались в основном темпов и масштабов индустриализации, форм и методов получения средств для сооружения новых предприятий. Однако никто не имел достаточно ясной, глубоко продуманной программы превращения страны в мощную индустриальную державу, создания сильной индустрии, способной преобразовать сельское хозяйство.

Среди партийных и советских работников, экономистов и хозяйственников было немало тех, кто опасался «забегания» вперед, предостерегал от «бешеных темпов». Против возведения «чрезвычайщины» в систему вполне обоснованно выступали бывшие сторонники Сталина. Среди них были секретарь ЦК ВКП(б) главный редактор «Правды» Н. И. Бухарин, председатель Совнаркома СССР А. И. Рыков, председатель ВЦСПС М. П. Томский, руководство Ленинградской,

Московской и Сибирской краевой партийных организаций. Они не без основания считали, что чрезвычайные меры в экономике рано или поздно обернутся «чрезвычайщиной» в политике. Их поддерживали председатель ЦИК М. И. Калинин, нарком обороны К. Е. Ворошилов, заместители председателя ОГПУ М. А. Трилиссер и Г. Г. Ягода. Информационные сводки ОГПУ о политических настроениях свидетельствовали, что крестьянство в массе отказывалось поддерживать «чрезвычайщину», крайне отрицательно относились к этой идее многие военнослужащие Красной Армии. В целом, противникам Сталина на первых порах удалось одержать победу, и в августе 1928 г. постановлением ЦИК СССР «чрезвычайные меры» были отменены. Все осужденные по 107 статье были амнистированы.

Противники Сталина особенно предупреждали против нажима на середняка, который, по их мнению, был центральной фигурой сельского хозяйства. А. И. Рыков, выступая 30 ноября 1928 г. в Ленинграде перед партийным активом, говорил о так называемых «перегибах»: «Нельзя бороться за культуру в деревне, причисляя к кулакам крестьян, которые от общей миски и деревянных ложек перешли к металлическим ложкам, а есть такие случаи. Если крестьянин применил хорошую обработку почвы без эксплуатации других крестьян, его облагают индивидуальным налогом. Кто же будет тогда заниматься хорошей обработкой земли? Я думаю, что таких идиотов, которые стали бы это делать, зная, что их за это обложат индивидуальным налогом, их ребят вычистят из школы, а самих лишат избирательных прав, нет. Мы должны в практике нашей работы исходить из того, что рост культуры в крестьянской семье, наличие хорошей вспашки земли и т. д. не являются признаками кулацкого хозяйства» [507].

Однако процесс ломки НЭПа на этом не был остановлен. Он продолжался. Сталин и его окружение пытались все трудности и просчеты в экономике свести к проискам классовых врагов. Таковыми в деревне были кулаки и подкулачники, а в городе – «буржуазные специалисты» из числа научно-технической интеллигенции. Во второй половине 1920-х гг. страну буквально захлестнула волна «спецеедства», показательных и закрытых судебных процессов. Начало было положено так называемым «Шахтинским делом». Перед судом предстали инженерно-технические работники угольной промышленности Донбасса. Их обвиняли в систематической хорошо организованной вредительской и шпионско-диверсионной деятельности с целью подрыва угледобывающей отрасли промышленности. Технические неполадки и элементарное разгильдяйство отдельных инженеров и техников вряд ли могли быть основанием для столь серьезных обвинений. Однако усилиями сторонников Сталина и руководства ОГПУ этому делу была дана острая политическая оценка. Оно послужило своего рода прецедентом, после которого репрессии против различных групп интеллигенции возникали всякий раз, когда обострялась внутриполитическая обстановка, возникали разногласия или оказывался под угрозой авторитет Сталина. Они шли по хорошо отработанному сценарию, в ходе которого оппоненты Сталина обвинялись в том, что «льют воду на мельницу классового врага». В совершенно секретном циркуляре ОГПУ, направленном лично полномочным представителям ОГПУ и начальникам губернских отделов ОГПУ в августе 1928 г., указывалось, что «основным методом диверсии является техническое вредительство при помощи контрреволюционных организаций, состоящих из наиболее крупных инженеров той или другой отрасли промышленности».