— Следовательно, вы ничего не могли добиться от Пурталеса?
— Ничего. Германия не может оставить Австрию. Но разве я требую, чтобы она ее оставила? Я просто прошу помочь мне разрешить кризис мирными способами…
Впрочем, Пурталес более не владел собой, он не находил слов, он заикался, у него был испуганный вид. Откуда этот испуг?.. Ни вы, ни я — мы не таковы, мы сохраняем наше хладнокровие, наше самообладание.
— Пурталес сходит с ума потому, что тут действует его личная ответственность. Я боюсь, это он способствовал тому, что его правительство пустилось в эту ужасную авантюру, утверждая, будто Россия не выдержит удара и будто если, паче чаяния, она не уступит — то Франция изменит русскому союзу. Теперь он видит, в какую пропасть он низверг свою страну.
— Вы уверены в этом?
— Почти… Еще вчера Пурталес уверял нидерландского посланника и бельгийского поверенного в делах, что Россия капитулирует и что это будет триумфом для Тройственного Союза. Я знаю это из самого лучшего источника.
Сазонов делает унылый жест и сидит молча. Я возражаю:
— Со стороны Вены и Берлина жребий брошен. Теперь вы должны усиленно думать о Лондоне. Я умоляю вас не предпринимать никакой военной меры на немецком фронте и быть также очень осторожными на австрийском, пока Германия не открыла своей игры. Малейшая неосторожность с вашей стороны будет нам стоить содействия Англии.
— Я тоже так думаю, но наш штаб теряет терпение, и мне приходится с большим трудом его сдерживать.
Эти последние слова меня беспокоят; у меня является одна мысль:
— Как бы ни была серьезна опасность, как бы ни были слабы шансы на спасение, мы должны, вы и я, до пределов возможного пытаться спасти мир. Прошу вас принять во внимание, что я нахожусь в беспримерном для посла положении. Глава государства и глава правительства находятся в море; я могу сноситься с ними только с перерывами и самым ненадежным способом; к тому же, так как они только очень неполно знают положение, они не могут послать мне никаких инструкций. В Париже министерство лишено главы, его сношения с президентом и премьером столь же нерегулярны и недостаточны. Моя ответственность, таким образом, громадна. Поэтому я прошу вас согласиться на все меры, которые Франция и Англия предложат для того, чтобы сохранить мир.
— Но это невозможно!.. Как вы хотите, чтобы я заранее согласился на меры, не зная ни их цели, ни условий?..
— Я уже сказал вам, что мы должны испробовать все вплоть до невозможного, чтобы отвратить войну. Я настаиваю поэтому на моей просьбе.
После короткого колебания он мне отвечает:
— Ну что же, да, я согласен.
— Я смотрю на ваше обязательство как на официальное и телеграфирую о нем в Париж.
— Вы можете об этом телеграфировать.
— Благодарю, вы снимаете с моей совести большую тяжесть».
Вот как, оказывается, обстояло дело! Англия не только не обещала ни России, ни даже Франции никакого содействия в конфликте с Германией, но даже больше: французы и наши изо всех сил в те дни ломали через колено английских дипломатов, терроризировали английскую дипломатическую миссию в Петербурге, заставляя ее любыми путями уговорить Лондон отказаться от нейтралитета. И единственное, что им удалось добиться: англичане обещали подумать над своими планами сотрудничества, если войну не начнут Петербург и Париж. Так-то.
А паника в Берлине настоящая, и один из виновников этой паники — Пурталес. Палеолог пишет откровенно, что этот деятель способствовал тому, что Германия понадеялась на непрочность союза Франции и России. Иначе говоря, они питали надежды на то, что Россия первой объявит войну Австрии и станет агрессором. А вот шиш вам с маслом! Царь и Сазонов — молодцы, вовремя разгадали эту подлость.
Продолжим далее цитировать опус Старикова:
«А до конца ультиматума всего 48 часов! И время стремительно летит, так быстро, что войну уже не остановить! Основная задача Грея теперь — это сделать события необратимыми! Вместо того чтобы предостеречь австрияков на самом пороге войны, он только сожалеет, что предъявленная Сербии нота имеет ограниченный по времени срок ответа и отказывается ее обсуждать, пока не увидит документ воочию!
Затем он говорит послу Австро-Венгрии об ущербе, который может нанести торговле война между четырьмя великими державами. Венский посол Менсдорф считать умеет хорошо. Четыре державы — это Россия, Австрия, Франция и Германия. О пятой державе — Англии — Грей не обмолвился ни словом. Это уже даже не намек, а прямое свидетельство будущего нейтралитета Великобритании. Донесение о беседе австрийский посол закончил следующими словами: «Он был хладнокровен и объективен как обычно, настроен дружественно и не без симпатии по отношению к нам». После беседы с Греем окончательно успокоенная Австро-Венгрия убеждается в том, что она может нанести удар по Сербии».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу