Теперь монарх всецело уступил место церемониймейстеру. Генрих превосходно разработал план процессии, и похороны вышли на диво. Все шло как по маслу, и это благотворно подействовало на настроение короля. К тому же везде народ безмолвно расступался при виде королевского кортежа, и в конце концов Генрих сказал матери:
-Ага! Швейцарцы произвели свое действие на чернь! Но королева Екатерина лишь грустно покачала головой и ответила той же фразой, что и утром:
-Когда близится буря, природа затихает!
-Ну вот еще! - небрежно возразил король.- Раз герцог Гиз в наших руках, я ничего не боюсь.
Кортеж вышел из Парижа через заставу фоссэ- Монмартр, которую охраняла городская полиция.
-Государь,- сказала Екатерина,- вы сделали бы очень хорошо, если бы заменили этих людей швейцарцами. Если народ восстанет, то полиция не только не откроет нам ворот по возвращении, а наоборот, запрет их у нас под носом.
-Вы правы,- ответил король и оставил у заставы шестьдесят швейцарцев.
В Сен-Дени они прибыли после двенадцати часов дня. Прослушав заупокойную обедню и предав прах герцога Анжуйского земле в королевской усыпальнице, король сказал матери:
-Теперь пойдем обедать к архимандриту. Я умираю с голода!
-Было бы гораздо лучше, если бы вы, ваше величество, бросили всех этих монахов, сели верхом на лошадь и повели швейцарцев на рысях обратно в Париж. Мы ведь прибыли бы в Лувр меньше чем через час!
-Я голоден! - ответил король и, не допуская никаких возражений, направился в покои архимандрита.
К столу, кроме королевы-матери, были приглашены несколько высших придворных. Пообедав с большим аппетитом и выпив бутылку тридцатилетнего вина, король сказал:
-Господа, сегодня нам предстояло выполнить прискорбную задачу. На пути было много трудностей, но с Божьей помощью мы все преодолели, и наша задача выполнена. Поэтому, так как я сам хочу жить как можно долее, предлагаю никогда больше не упоминать в моем присутствии имени покойного герцога Анжуйского.
-Государь,- сказала Екатерина,- предполагаете ли вы все-таки вернуться в Лувр?
-Конечно,- ответил Генрих III,- только не сейчас. Я плохо спал эту ночь, теперь сытно поел и хочу подремать! - и с этими словами король, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
Но недолго пришлось подремать ему, так как королева разбудила его,сказав:
-Государь, прибыли вести из Парижа!
Король проворно вскочил. В комнату вошел человек, в котором Генрих сразу узнал одного из своих гвардейцев. Он был смертельно бледен, пошатывался, и кровь ручьями текла из его ран.
-Государь,- сказал он,- мы отправились вчетвером из Лувра, трое умерли по дороге. Париж усеян баррикадами... Лувр атакован. Герцог Крильон просит помощи... Герцог Гиз...
Но тут силы изменили раненому, и он как сноп рухнул на землю.
Король с бешенством крикнул:
-На лошадей, господа! Я сожгу Париж, если нужно, но вернусь в Лувр!
На этот раз Генрих III отправился уже не в экипаже. Он вскочил в седло подведенной ему лошади и на рысях отправился в Париж во главе гвардейцев и швейцарцев.
Меньше чем через час король достиг стен Парижа, но этот час показался ему целой вечностью, так как все время непрерывно слышался звук канонады. Король все-таки тешил себя надеждой, что его появление быстро усмирит народное восстание. Проезжая по Монмартрским холмам, он сказал сопровождающим, указывая на видневшийся у его ног Париж:
-Боюсь, что мы приедем слишком поздно. Наверное, Крильон уже проучил всю эту дрянь!
Но король жестоко ошибался. Он оставил Монмартрскую заставу под защитой швейцарцев, при возвращении же заметил на укреплениях горожан, а швейцарцев - во рву; только горожане были вооружены, а швейцарцы мертвы.
Король приказал открыть ворота, горожане отказали. Тогда Генрих двинул взвод швейцарцев, и те выстрелами сняли несколько горожан. Но павшие были сейчас же заменены свежими, горожане ответили залпом по королевскому эскорту, и одной из пуль под королем убило лошадь.
-Ого! - сказал Генрих III, невредимо вскакивая на ноги и садясь на другую поданную ему лошадь.- Это очень дурное предзнаменование!
XVII
После того как Генрих III отказался принять помощь от наваррского короля, последний ушел, обменявшись выразительным взглядом с королевой Екатериной Медичи. В комнате, отведенной ему в апартаментах королевы, он надел кирасу с белым лотарингским крестом, накинул плащ, закрыл лицо полумаской и вышел из Лувра через ту самую прибрежную потерну, через которую когда-то проникал под видом сира де Коарасса в покои принцессы Маргариты. Он мог безбоязненно идти по улицам Парижа, тем более что в последнее время его подбородок порос роскошной черной бородой, что вместе с полумаской окончательно закрывало черты его лица.
Читать дальше