Швейцария стала ареной военных столкновений. В 1799 г. действия австрийских и русских войск под командованием генерала Суворова на краткое время вызвали перелом в пользу консервативных сил, который, однако, был быстро аннулирован после новых французских успехов. Опустошения, причиненные войнами, грабеж со стороны французской оккупационной армии, увозившей в Париж; наиболее значительные государственные сокровища древних кантонов, даже самих медведей, живые символы суверенитета Берна, и связанные с этим кризисы снабжения имели следствием длительный недостаток финансовых средств, самым серьезным образом препятствовавший внутренним преобразованиям. Этому существенно способствовало программное и личное соперничество среди протагонистов новой республики. Разделились прежде всего мнения о том, насколько централизованной следует создавать новую государственность, и это означало в первую очередь, сколько собственной жизни должно было оставаться еще суверенным кантонам. Новый строй не мог стать популярным в столь враждебных ему условиях. Его неприятие значительным большинством населения объясняется тем, что новая Гельвеция [30] Древнее название Швейцарии.
едва ли имела какое-то сходство со Старой Конфедерацией, а во многом стала ее прямой противоположностью. Но такое радикальное изменение вызвало модернизационный шок, продолжавшийся в течение длительного времени. В то же время тогда, в процессе лихорадочного экспериментирования, было предвосхищено многое, чему позже было суждено оказаться перспективным. Эти пять лет потрясли Швейцарию — Гельвеция стала лабораторией нового времени.
Освобождение или утрата свободы? Ответ на этот вопрос зависел как тогда, так и теперь от географического, социального и идеологического положения. Единства на сей счет не достигнуто и по сей день, как показали разные памятные мероприятия 1998 г., двести лет спустя после рассматриваемых событий, в Западной и Центральной Швейцарии. Внутренний переворот, внесенный извне, опирался на круг просвещенных патрициев правящих кантонов и прежде всего представителей имущего и образованного верхнего слоя в подвластных городах. Из первой среды происходил житель Базеля Петер Оке, из второй — гражданин Во Фредерик-Сезар де Лагарп. Оке был сыном богатого коммерсанта, вырос в Гамбурге, учился в Лейдене, сформировался под влиянием просветительской культуры Франции, где был как нельзя лучше знаком с влиятельными людьми. Не менее интернациональной выглядит биография Лагарпа. Патриций из Ролле сделал себе имя как воспитатель будущего русского царя Александра I, а у себя на родине писал политические и исторические труды, направленные против господства «бернских аристократов». Филипп Альберт Штапфер, в качестве министра образования несший ответственность за смело задуманные реформы воспитания в Гельвеции, был уроженцем подвластной территории в кантоне Ааргау, учился в Гёттингене и пребывал под влиянием философии Канта. Иоганн Генрих Песталоцци, тоже находившийся на службе у Гельветической республики в качестве реформатора воспитания и школы, происходил из обедневшей ветви уважаемой цюрихской семьи итальянского происхождения и рано оказался в оппозиции к властям. Его филантропическая и педагогическая деятельность среди сирот в опустошенном войной Стансе — одно из самых значительных памятных мест в Швейцарии.
Первая конституция Гельветической республики, принятая 12 апреля 1798 г., в разработке которой решающую роль сыграл Оке, хотя и была навязана Францией, но имела самостоятельные черты. Французская модель предопределила сильный пятиголовый орган исполнительной власти так называемых директоров. Отличаясь от своего образца, конституция Гельвеции предусматривала право избрания выборщиков для всех граждан мужского пола старше 20 лет, не менее пяти лет постоянно проживавших в своих общинах. Правда, мужчины определяли только выборщиков, которые назначали затем членов Большого совета. Этот элемент избирательной демократии для мужчин был уступкой конфедеративным традициям, введение же выборщиков, напротив, мерой предосторожности против слишком неистовых порывов народа, от которого не без основания опасались контрреволюционного движения назад, к старым порядкам. Чреватым последствиями оказался раздел территории государства. Старые кантоны уступили место двадцати двум новым, в том числе бывшим подвластным территориям Ааргау, Во и Тургау, на юге возникли Беллинцона и Лугано, а также Граубюнден (под названием Ретия) и Валлис. Из них после мер наказания против беспокойной Центральной Швейцарии сохранились в конце концов 19. У этих кантонов больше не было самостоятельных полномочий, не говоря уже о власти. С кантонами старого стиля должен был уйти в прошлое дух партикуляризма и привилегий. Но образ мыслей, ориентированный на общее благо, мог появиться только в последовательно сформированном едином государстве — таким было кредо «унитаристской» Гельвеции. Приверженцы новой Швейцарии, например Оке и Штапфер, вполне отдавали себе отчет в том, что этот гражданско-государственный процесс воспитания нуждается во времени и, возможно, принесет плоды только в будущих поколениях. Эксперимент под названием Гельвеция должен был устоять или рухнуть вместе со своей политикой в области образования.
Читать дальше