4. Институты и конституции
Третейские процедуры потребовали установления коммуникации между кантонами, а также определенного минимума совместных решений еще перед обретением совместно управляемых территорий. Решавшие эти задачи собрания, которые назывались тагзатцунгами, происходили во второй половине XIV столетия в среднем один раз в год. При этом кантоны, заинтересованные во встрече, посылали в большинстве случаев по два представителя с точными инструкциями относительно пунктов повестки дня. Следствием такого «императивного мандата», оставлявшего посланцам мало пространства для маневра, было то, что при неожиданном возникновении проблем приходилось дополнительно получать указания, то есть «приносить запросы домой». Однако самый настоятельный вопрос по поводу процедурного порядка действий гласил: достаточно ли было большинства голосов или требовалось единогласие? Положение, согласно которому в процессе управления кондоминиумами [10] Condominium (лат.) — совместное обладание, господство.
мог иметь силу только принцип большинства, быстро стало бесспорным. В противном случае совместно властвовавшие кантоны рисковали парализовать сами себя. По той же причине данное правило применялось и в третейских судах. Но сделать дальнейшие уступки не позволяла воля отдельных кантонов к самоутверждению. До конца Старой Конфедерации, наступившего в 1798 г., при рассмотрении остальных дел, особенно в щекотливой ситуации проведения союзной ревизии, следовало достичь согласия всех участников, что нередко оказывалось безнадежным предприятием.
В остальном, однако, на тагзатцунге господствовали обычное право и принцип обращаться с текущими делами как можно более прагматично. Вследствие этого едва ли какое-нибудь «правило делопроизводства» с течением времени оставалось без исключения. В высшей степени по-разному поступали именно с «приписанными землями» (например, город и монастырь Санкт-Галлен), которые с весьма неодинаковыми правами врастали в роль более или менее тесно ассоциированных членов Конфедерации. Выявилось, тем не менее, основное правило, заключавшееся в том, что «приписанные» обладали правом голоса при решении вопросов, представлявших общий интерес. Чем больше Конфедерация превращалась впоследствии в образование, разделенное на иерархические слои со сложными клиентурными отношениями, тем более ступенчатым становилось и представительство на тагзатцунге. При этом «приписанные», которые, подобно Валлису или «Трем союзам» (впоследствии кантон Граубюнден), рассматривались по существу как равноправные и независимые, появлялись на заседании, как правило, только в том случае, если на повестке дня стояли вопросы союзов и, соответственно, общей дипломатии. Вместе с тем позже депутаты от вновь принятых правящих кантонов отнюдь не автоматически приглашались на тагзатцунг, а были вынуждены сначала добиваться своего регулярного присутствия там. Иерархии отражались также и в том, что посланники трех городов — Цюриха, Берна и Люцерна — во время совещаний получали право выступать первыми, до представителей «старейших кантонов». При этом Люцерн играл роль «предместья» Конфедерации, занимая первенствующее положение, которое городу на Фирвальдштетском озере, оставшемуся католическим после Реформации, пришлось делить с Цюрихом.
Задачи тагзатцунга по мере надобности тоже изменялись. Рутинным и в то же время главным делом была — с 1421 г. в Бадене — проверка и, соответственно, принятие годового отчета, который представляли фогты совместно управляемых территорий, а также избрание этих должностных лиц, чаще всего на двухгодичный срок. Помимо торжественного обновления присяги на верность союзу и решений третейского суда конгресс посланников тагзатцунга мало-помалу принимал на себя ответственность за многочисленные дела — долговые обязательства и процедуры наложения ареста на имущество, вопросы торгового права, регулирование монетной системы и прежде всего за общую внешнюю и военную политику. Во второй половине XV столетия тагзатцунг как орган, руководивший совместной внешней политикой Конфедерации, был воспринят и остальной Европой. Параллельно с неудержимо растущей привлекательностью швейцарских наемников и, соответственно, союзов, она становилась местом деятельности иностранных посланников. Но и при осуществлении серьезнейших дипломатических акций имел силу нерушимый принцип: хотя конвент и мог принимать решения, он не был в состоянии принуждать к его осуществлению на местах. Решающей здесь оставалась политическая воля соответствующих властных структур.
Читать дальше