Юрий Семёнов - Мой «путь в первобытность»

18 июня 1963 г. состоялась защита. Официальными оппонентами были доктор биологических наук Георгий Францевич. Дебец, крупнейший специалист по археологии палеолита доктор исторических наук ленинградец Павел Иосифович Борисковский, великолепный знаток этнографии первобытности доктор исторических наук Борис Осипович Долгих и доктор философских наук Александр Григорьевич Спиркин. Когда были оглашены результаты голосования (19 — за, 1 — против, 3 — воздержались), председательствующий С.П. Толстов, сказав, что книга, которая только что была защищена, вышла ничтожным тиражом — всего в 500 экземпляров и практически сейчас никому не доступна, предложил Ученому Совету рекомендовать ее к изданию в «Науке». Решение было принято единогласно. В результате в 1966 г. вышло в свет доработанное издание монографии под названием «Как возникло человечество». Огромный даже по тем временам тираж в 40000 экземпляров разошелся быстро. Как сказал мне уже упоминавшийся выше С.Н. Бобрик, книга окупила все убытки его отдела за последние пять лет и еще дала доход. Сам я, разумеется, не получил за нее ни копейки.

Через несколько дней после защиты я зашел в Институт философии, чтобы забрать свои документы, которые лежали у них без движения, по меньшей мере, восемь месяцев, и снова встретился с ученым секретарем сектора истмата. «Вы насчет защиты? — сказал он, увидев меня. — Но мы еще так и решили, когда состоится обсуждение вашей книги». «Нет, — ответил я, — мне это теперь не нужно. Я уже защитил диссертацию». Далее последовало, что-то очень похожее на заключительную сцену последнего акта «Ревизора».

Вполне возможно, что Институт философии в конце концов все же принял бы мою книгу к защите. Но общего языка с философами я так и не смог найти. Все мои уже чисто философские работы, посвященные как теории познания, так и материалистическому пониманию истории, чаще всего под тем или иным предлогом отклонялись. Одна причина была довольно ясна. Номенклатурные философские верхи считали меня ревизионистом и «путаником». Я еще в 1957 г. впервые в СССР после завершения первой дискуссии об азиатском способе производства и за семь лет до начала новой дискуссии на эту тему выступил с критикой знаменитой «пятичленки» и привел доказательства в пользу существования на Древнем Востоке особой общественно-экономической формации, отличной от рабовладельческой.28 Как отметил в одной из своих статей известный востоковед Л.Б. Алаев, который был не только очевидцем, но и участником происходивших в 60-е годы дискуссий по проблеме общественно-экономических формаций, номенклатурные идеологи, столь рьяно пресекавшие любые попытки по-новому осмыслить марксизм, в перестроечные и особенно послеперестроечные годы куда-то исчезли, а многие из ранее гонимых «путаников» встали на защиту этого учения. [28] Алаев Л.Б. Материалистическое понимание истории в обороне // Восток. 1995. № 2. С. 41. Добавлю к этому только одно: номенклатурные идеологи не исчезли, а в большинстве своем мгновенно превратились в столь же ярых критиков и гонителей марксизма. Яркие примеры — член политбюро и секретарь ЦК КПСС по идеологии академик А.Н. Яковлев и заместитель начальника Главного политического управления Вооруженных Сил СССР генерал-полковник Д.А. Волкогонов.

Но кроме охарактеризованных выше противников у меня оказалось идейные недруги и несколько иного рода. Вплоть до 1967 г. я жил в провинции, вначале в Красноярске, затем в Рязани. Поэтому мне трудно сказать, когда это началось, но в 60-е годы значительная часть молодых столичных философов была настроена крайне антимарксистски. И объяснить это можно. За марксизм они принимали псевдомарксизмом, с которым постоянно и везде сталкивались. И эти люди, составляли основную часть работников редакций философских журналов. Если для верхов я был ревизионистом, то для этих людей — консерватором, реакционером. Если номенклатурные верхи раздражало, что я писал об азиатской формации, то для «низов» было совершенно неприемлемо, что я отстаивал идею общественно-экономических формаций, не отвергал, а разрабатывал материалистическое понимание истории. И чем лучше была написана моя статья, тем большую неприязнь она у них вызывала.

Первоначально я об этом даже не подозревал. Но однажды меня просветил молодой сотрудник редакции журнала «Вопросы философии». «Ваша статья, — сказал он мне, — написана чрезвычайно ярко и убедительно. Прочитав ее, многие придут к выводу, что теория общественно-экономических формаций верна, что она не только не находится в противоречии с новыми фактами, но, наоборот, с ними полностью согласуется. Тем самым ваша статья будет способствовать росту доверия к марксизму, что допустить нельзя. Марксизм должен быть дискредитирован. Поэтому мы ее в журнал ни в коем случае не пропустим. Из статей по историческому материализму мы отбираем только самые дубовые, самые глупые, способные только окончательно скомпрометировать это учение. А если вы вдруг захотите обратиться за поддержкой к главному редактору, то мы ему скажем, что ваша статья является ревизионистской, что она направлена на подрыв марксизма».