Борис Никитин - Роковые годы

А кто мог подслушивать, когда Корнилов резко открыл дверь в моем присутствии? Эти два штриха достаточно характеризуют отношение Корнилова к его ординарцам. Попытку повторили. Бывший министр Львов явился к Корнилову со словами: «Я к вам от Керенского».

В ответ на первые вопросы Львова Корнилов тщетно продолжает требовать введения в тылу смертной казни.

Во втором разговоре со Львовым Корнилов на поставленные ему вопросы высказывает мнение о необходимости более общих мер:

— Верховная власть — Верховному Главнокомандующему, независимо от того, кто бы он ни был.

Львов предлагает в свою очередь:

— А может быть, просто Верховный Главнокомандующий — Председатель Временного правительства?

Корнилов сразу соглашается и на слова Львова, посланного Керенским: «Кто же, как не вы?» — Корнилов кивает головой (буквальные выражения Львова). При этом для будущего кабинета, о котором подымает вопрос опять-таки Львов, Корнилов указывает только две фамилии: Керенского — министром юстиции, Савинкова — военным министром [129] Других фамилий названо не было, но так называемый «выбор» самого Корнилова потом почему-то считался недемократичным. .

При свидании с ординарцами Львов их отождествляет с Корниловым [130] Обвинение обычное: Корнилов подписал несколько воззваний пера Завойко! (Как будто Верховный Главнокомандующий должен ставить свое имя только под тем, что пишет сам!) . Заметим, что ординарец Завойко, даже он протянул Львову белый лист бумаги и предложил вызвать для составления кабинета каких угодно политических деятелей.

Теперь забудем о Львове.

Остальное слишком известно. Керенский предлагает по аппарату подтвердить слова Львова, но не говорит, какие именно. Спешит «мнение» Корнилова передать гласности как окончательный ультиматум. Он не считается с мнением большинства министров; а Некрасов торопится распубликовать всевозможные циркуляры. Корнилов, направивший перед тем конную группу в Петроград по соглашению с Керенским и Савинковым для проведения в столице военного положения, неожиданно для начальников этой группы приказывает им свергнуть Верховную Власть.

Командир Кавказского Туземного конного корпуса князь Багратион; начальник 1-й дивизии, старый герой Бугских улан князь А. Гагарин; наконец, живые свидетели, в эмиграции рассеянные, — все они своими подвигами вписавшие в историю дивизии славные конные атаки: герои Доброполе — генералы князь Г. Амилахори, князь Т. Бекович-Черкасский, полковник А. Гольдгаар, цу-Бабина — генерал Султан Келеч-Гирей, Брына — генерал Топорков и полковник М. Хоранов — все они люди безупречного слова, все старшие начальники, Штаб корпуса, который я принял через несколько дней, и тогда, и потом, на Кавказе, за стаканом вина с полной откровенностью свидетельствовали, что понятия не имели о «заговоре» и целях похода [131] Керенский на с. 309 говорит, что некоторая часть («un certain nombre») — офицеров Дикой дивизии была замешана в заговоре. Горячо протестую. Это совершенно неверно: офицеры оставались в высокой степени лояльны. Утверждать противное, значит, до сих пор не понять нашей психологии. .

Я позволил себе зайти так далеко в подробности своей поездки в Могилев. Мне хотелось рассказать, как я совсем случайно прошел накануне выступления в самом сердце так называемых «заговорщиков», среди которых все были мои единомышленники и многие старые друзья. Я нигде не видел заговора, о котором до настоящих дней говорят, правда, с разными оттенками, но положительно все, без исключения, исторические описания. Неужели так-таки ни Корнилов, ни Плющевский-Плющик, ни офицеры Лиги, ни в Дикой дивизии, ни тогда, ни потом, никто не поделился бы со мной своим секретом! А мои собственные впечатления? Я видел людей, уверенность в которых измерялась годами и не одними словами. Мне даже предложили Штаб этой самой 1-й Туземной дивизии… Но заговор? Офицерский заговор в Ставке? Корниловский заговор?

Я категорически утверждаю, что его никогда не было. Какая надобность мне теперь скрывать это прошлое? Истории не переделаешь. Меня самого никто не считал заговорщиком, и мне не в чем оправдываться [132] В 1937 г. явилась новая тенденция — отнести истоки «заговора Корнилова» на апрель, когда промышленные круги приступили (заметим — совершенно лояльно и без ведома Корнилова) к образованию фонда пропаганды и выборов в Учредительное Собрание. Превратить их через 20 лет в заговорщиков (вопреки протестам главы группы А. И. Путилова) и пришить к ним Корнилова — такова новая заплата, белыми нитками наметанная. Говорю «белыми», так как в рассказах об «оргиях» и «деньгах на восстание» самые даты указывают, что деньги вытаскивались не под «заговор Корнилова», а под соглашение «Керенский — Корнилов», беседы же отдельных лиц — за дальностью времени принимают причудливые формы заговоров «организаций». .