Артур Конан-Дойль - Жрица тугов

— Не болтайте глупостей, — возразил я. — Если бы кто-нибудь услыхал Вас, он, наверное, вообразил бы, что я влюблён в мисс Воррендер. Нет, нет! Я смотрю на неё как на любопытную психологическую проблему, но и только.

— Вот, вот, и больше ничего. Только проблема.

Джон, должно быть, ещё не очухался от своего одуряющего газа. Его тон становился, положительно невыносимым.

— Вернёмся-ка лучше к моему первому вопросу, — сказал я. — Итак, сколько времени она живёт здесь?

— Около десяти недель.

— А Копперторн?

— Больше двух лет.

— А не были они знакомы раньше?

— О, нет, это вещь совершенно невозможная, — категорически заявил Джон. Она приехала из Германии. Я сам читал письмо старого коммерсанта, в котором он описывал её прошлую жизнь. Копперторн же всё время безвыездно жил в Йоркшире, кроме двух лет, проведённых им в Кембриджском университете. Ему пришлось покинуть университет при каких-то не особенно-то лестных для него обстоятельствах.

— А именно?

— Не знаю. Дело сохранили в тайне. Мне кажется, дядя Джереми знает, в чём тут соль. У него есть страсть отыскивать разное отребье и ставить его на ноги. Он наверняка когда-нибудь нарвётся с каким-нибудь субъектом подобного сорта.

— Итак, Копперторн и мисс Воррендер всего несколько недель назад были совсем чужими друг другу?

— Совершенно. А теперь, я думаю, мне пора взяться снова за мои реторты.

— Плюньте Вы на них, — вскричал я, удерживая его за руку. — У меня есть ещё кое о чём поговорить с Вами. Если они знакомы всего несколько недель, как он мог приобрести над ней такую власть?

Джон посмотрел на меня, разинув рот.

— Власть?

— Ну да, — влияние, которое он имеет на неё.

— Милый Гуго, — серьёзно начал мой приятель, — у меня нет привычки цитировать Евангелие, но теперь мне сам просится на язык один стих, а именно: «Слишком много знания сделало их безумными». Вы слишком много занимались в последние дни.

— Вы, значит, хотите сказать, что никогда не замечали тайных отношений, существующих между гувернанткой и секретарём Вашего дяди? — вскричал я.

— Хватите-ка бромистого калия, — сказал Джон. — Это сильно успокаивает, особенно если взять дозу в двадцать граммов.

— Обзаведитесь очками, мой друг. Вам, право, не мешает воспользоваться ими.

Метнув эту парфянскую стрелу, я повернулся и пошёл прочь, чувствуя себя сильно раздосадованным.

Не прошёл я и двадцати шагов, как увидал парочку, о которой только что говорил с моим приятелем.

Она стояла, прислонившись к солнечным часам; он стоял против неё. Он что-то горячо толковал ей, делая по временам резкие жесты. Склонившись над нею длинным телом, он походил, со своими жестами длинных рук, на огромную летучую мышь, взвившуюся над жертвой.

Я помню, что мне сразу же пришло в голову это сравнение, ещё более утвердившееся, когда я увидал ужас и испуг, просвечивавшие в каждой чёрточке её прелестного лица.

Эта картинка служила такой прелестной иллюстрацией к упомянутому выше тексту, что мне страшно захотелось вернуться в лабораторию и заставить Джона неверующего полюбоваться ею.

Но я не успел привести моего намерения в исполнение, потому что был замечен Копперторном. Он повернулся и начал удаляться от меня по направлению к лесу, мисс пошла за ним, сбивая на ходу зонтиком придорожные цветы.

Я вернулся к себе, решив взяться за занятия. Но как я ни заставлял себя, мой ум никак не хотел сосредоточиться на книгах: он всё время обращался к тайне.

Джон сообщил мне, что прошлое Копперторна не лишено пятен; несмотря на это, ему удалось приобрести огромное влияние на своего патрона. Я объяснял себе это тем тактом и искусством, с какими он потакал и поощрял поэтическую манию принципала. Но как объяснить не менее очевидное влияние этого человека на гувернантку? У неё нет никакой слабости, которой можно было бы потакать.

Эта связь была бы вполне понятна, если допустить, что они взаимно влюблены друг в друга; но инстинкт светского человека и опыт наблюдателя человеческой натуры говорили мне, что тут нет места любовному увлечению. А если не любовь, то тут мог быть только страх, — и всё виденное мной подтверждало этот вывод. Что же именно могло произойти здесь за эти два месяца, что вселило в надменную черноглазую принцессу такой панический ужас перед этим англичанином с бледным лицом, мягким голосом и вкрадчивыми манерами?

За разрешение вот этой-то задачи я и принялся, да с такой энергией, с таким усердием, что забыл совсем про свои научные занятия и про страх перед грядущим экзаменом.