Артур Конан-Дойль - Жрица тугов

— Да, — был ответ Копперторна. — Когда дело будет сделано, Вы получите возможность уехать отсюда, как только Вам заблагорассудится.

— Вы клянётесь в этом?

— Да, клянусь.

— Ради того, чтобы получить свободу, я сделаю всё, что угодно! — вскричала она.

— Нам никогда не представится такого удобного случая, как теперь, продолжал Копперторн. — Молодой Терстон уехал, а его друг крепко спит. Вдобавок, он слишком глуп, чтобы подозревать что-нибудь. Завещание написано в мою пользу; когда старик умрёт, мне будет принадлежать всё — до последней травки, до последней песчинки.

— Почему же Вы не сделаете этого сами? — спросила его собеседница.

— Ну, эти дела совсем не в моём вкусе, — возразил он. — Кроме того, я не набил себе руку в обращении с этим платком — «румалем», как Вы его называете. А от него не остаётся никаких следов. В этом вся выгода этого приспособления.

— Какая гадость: убить своего благодетеля!

— Зато какой святой подвиг — сослужить службу Бовани, богине убийства! Я достаточно знаком с Вашей религией, чтобы понять это. Если бы Ваш отец находился здесь, решился бы он на это дело?

— Мой отец был величайшим «борка» всего Джюбльтура, — гордо отрезала гувернантка. — Он погубил в своей жизни людей больше, чем считается дней в году.

— Я охотно заплатил бы тысячу фунтов, чтобы не повстречаться с ним, смеясь, заметил Копперторн. — Но что сказал бы теперь Ахмет Кенгхис-Кхан, если бы увидел, что его дочь колеблется — воспользоваться ли ей или не воспользоваться таким удобным случаем сослужить службу богине? До сих пор Вы действовали безукоризненно. Он, наверное, улыбался, видя, как душа маленькой Этель полетела к этой вашей божественной ведьме. Я думаю, что это было даже не первым Вашим убийством. Возьмём, например, дочку этого немца-коммерсанта… Эге! Я вижу по Вашему лицу, что я снова прав. И вот, после стольких подвигов, Вы колеблетесь теперь, когда нет никакой опасности и когда дело представляется легче лёгкого! Кроме того, совершив этот поступок, Вы освобождаетесь от необходимости жить здесь; а эта жизнь, наверное, даётся Вам несладко, ввиду того, что Вы всё время, так сказать, чувствуете петлю на шее. Итак, если Вы берётесь сделать это дело, делайте его немедленно. Старик в любой момент может уничтожить завещание, потому что любит племянника, а кроме того, он страшно непостоянен.

Настало долгое молчание, во время которого мне казалось, что я слышу биение собственного сердца.

— Когда это дело должно быть сделано? — спросила наконец мисс Воррендер.

— А если завтра вечером?

— Каким образом я проберусь к нему?

— Я оставлю дверь открытой, — сказал Копперторн. — У него тяжёлый сон. Затем я оставлю в его комнате ночник, при свете которого Вам нетрудно будет ориентироваться.

— А потом?

— А потом Вы вернётесь к себе. Утром люди найдут, что наш старик умер во время сна. Затем они найдут, что всё своё имущество он оставил своему верному секретарю — в виде благодарности за усердный труд. Так как в услугах мисс Воррендер не будет больше уже никакой надобности, она получит возможность вернуться на свою дорогую родину или в любую другую страну по собственному её выбору. Если ей это будет угодно, она может захватить с собой и мистера Лоренса.

— Вы оскорбляете меня, — злобно прервала оратора прелестная мисс.

Помолчав она прибавила:

— Нам будет необходимо свидеться завтра перед тем, как я приступлю к делу.

— Зачем это?

— Потому что мне, пожалуй, понадобятся кое-какие дополнительные указания.

— Ладно. Значит, тут же, в полночь.

— Нет, только не здесь; это слишком близко к дому. Мы встретимся под большим дубом в начале аллеи.

— Где угодно, только помните одно: я отнюдь не намерен присутствовать в его комнате во время Вашей операции.

— Этого для меня и не требуется, — презрительно уронила она. — Ну, а теперь довольно. Мы переговорили обо всём, что нужно.

Они пошли прочь, и хотя ещё продолжали разговор, я не стал слушать дальше. Я быстро-быстро перебежал лужайку и добрался до двери, которую запер за собой на ключ.

Только войдя к себе и бросившись в кресло, — только тогда оказался я в состоянии привести в порядок свои мысли и обдумать страшный разговор, который только что слышал во тьме ночи. Большую часть этой ночи я провёл без сна, вдумываясь, а каждое слышанное мной слово и стараясь составить себе план действий на будущее.

Туги! Я уже кое-что слыхал об этих яростных фанатиках — жителях Центральной Индии, извращённая религия которых считает убийство ближнего драгоценнейшим приношением, какое только может принести Создателю смертный.