Виктор Суворов - Кузькина мать. Хроника великого десятилетия

Изложенные факты проверил и сопоставил по всем доступным мне источникам.

А вот за точность диалогов не ручаюсь.

Меня там не было. Пишу не о том, о чем говорили участники событий в той или иной ситуации, а только о том, о чем они, по моему мнению, могли бы говорить. Не утверждаю, не настаиваю.

Не верите — примите за шутку.

Вместо скатерти-самобранки — святая газета «Правда». На газете — три граненых стакана, плавленые сырки, огурчики с пупырышками, душистая луковица, ломоть хлеба, кусок колбасы, бутылка с домиком на этикетке и надписью «Столичная». Вокруг газетки трое мужиков в том самом положении, что и на картине Перова «Охотники на привале». Только вместо желтой травы — поролоновые матрасики на бетонном полу сборочного цеха, а за их спинами вместо осеннего леса и бескрайних просторов — четырехосная железнодорожная платформа особой конструкции, на ней — бомба диаметром два метра и длиной восемь.

Восемь метров — это если не считать взрывателей, двух выдвинутых вперед острых стальных штырей метра по полтора каждый. Называется эта штука просто — «Изделие 602». Собирали Изделие сразу на железнодорожной платформе. А чтобы платформа оказалась в удобном для монтажа месте, пришлось выломать стену, раздолбить пол и проложить рельсы прямо в сборочный цех.

Весит Изделие 26 413 килограммов.

Бросать Изделие предстоит с самолета Ту-95В.

Чтобы самолет смог уйти от взрыва хотя бы на сто километров, бомба эта будет спускаться на парашюте, который весит 813 килограммов. Купол парашюта — 1600 квадратных метров. Итого Изделие вместе с парашютом — 27 тонн. С гаком.

Если парашют не раскроется или раскроется с перехлестом, особый механизм в бомбе не позволит ей рвануть раньше времени. Но экипаж самолета-носителя в надежность этого механизма не особенно верит.

Ну а все остальные устройства должны сработать. Именно за грядущий успех и разлита по-братски на троих ароматная терпкая жидкость.

Бомба — трехфазная. На заданной высоте — а это никак не меньше четырех километров — сработает первый каскад мощностью в полтора миллиона тонн тротила. Этот взрыв приведет в действие второй каскад в 5 миллионов тонн, а он в свою очередь станет детонатором для третьей, в десять раз более мощной фазы. Грохнуть должно красиво. Суммарная мощность где-то в районе 55–57 миллионов тонн. При таких мощностях за точность ручаться не приходится. Может получиться миллионов 30–40, но может перехлестнуть и за все 70. Но если положить руку на сердце, то давайте признаемся хотя бы сами себе: не один ли нам черт, 30 или 70? Ведь это в любом случае в несколько тысяч раз больше, чем в Хиросиме.

Но это не все. Изюминка в том, что советскими учеными был, наконец, найден путь к созданию заряда, мощность которого не ограничена ничем. Вообще ничем. В точно такой же корпус длиной всего восемь метров можно при желании втиснуть заряд в 100 миллионов тонн, можно и всю тысячу! Тысячу миллионов!!! И взорвать Землю к чертовой матери! Ведь правда же, здорово: взять и взорвать!

Так что создатели, завершив сборку и закрутив последний винтик, пили в тот момент не просто так, а по поводу.

Выпили мужики и призадумались: как бы назвать свое творение? «Изделие 602» — хорошо. Оно так во всех документах и останется. Но слишком уж скребет русское ухо. Нам бы романтики!

— Царь-бомба!

— Не пойдет.

— Почему?

— Засмеют. Стоит в Кремле Царь-пушка, калибром чуть ли не метр, весом 40 тонн. Стрелять она должна была каменными ядрами по тонне весом. Но только стреляла ли та пушка когда-нибудь? Рядом Царь-колокол — 200 тонн. Он никогда не звонил. В 1915 году был создан царь-танк Лебеденко. Он не смог сдвинуться с места. Неужели нам в тот же ряд захотелось?

— Первая советская атомная бомба звалась Татьяной. Почему не назвать и нам именем каким-нибудь?

— Каким?

— Да хоть бы — Иваном!

— И опять не то!

— Это еще почему?

— В русских сказках Иван всегда дурак. Мы-то назовем Иваном, а все, кто с бомбой дело иметь будет, сразу переиначат в Ивана-дурака.

— Верно.

— Знаю, братцы!

— Говори.

— Никита Хрущёв обещал Америке показать Кузькину мать. А что он мог показать, кроме своего жилистого, узловатого кулака? Теперь может! Вот она, красавица! Вот она, родимая! Вот она, во всем своем ослепительном великолепии и величии — «Кузькина мать»!