Александра Толстая - Жизнь с отцом

— Саша Толстая? Это ты, вы? — пробормотал он.

— Аля Грот?

Несколько секунд мы стояли молча, разглядывая друг друга, и вдруг рассмеялись и разошлись.

По четвергам мы ездили с мам? в концерты. Играли квартеты, музыка сложная, трудная, я ее никак не могла понять и думала только о том, как бы поскорее она кончилась. Завтра в десять часов придет учительница, уроков я не знаю, надо встать рано. Но мам? нарядная и оживленная, не замечала моей скуки. А сказать ей, что я не хочу идти в концерт, я не смела. Она, наверное, рассердилась бы: "Вот ты всегда так: какие-нибудь полезные, благородные развлечения тебя не интересуют, тебе бы только с мальчишками по заборам лазить да в чижи играть".

Иногда под звуки музыки я засыпала. Где-то далеко глухо пиликала скрипка, басила виолончель. Когда я просыпалась, мне казалось, что прошло много, много времени, и было странно, что ничего не изменилось, так же старательно играли музыканты, ярко горели люстры, внимательно слушала публика. "Концерт никогда не кончится", — думала я. Особенно долго всегда тянулось анданте. Недалеко от нас сидел музыкант С. И. Танеев, мам? делилась с ним впечатлениями, а после концерта предлагала идти вместе домой пешком. От Благородного собрания до нашего дома 50 минут ходьбы. 12-й час. Я хочу спать, ужасно хочу, глаза совсем слипаются… Молча плетусь за ними, мне ужасно досадно, злые слезы душат меня.

Танеев часто бывал у нас в это время. Как сейчас вижу его доброе, красное лицо с маленькими глазками, всегда блестящее, точно смазанное салом, и обрамленное небольшой бородкой; жирное, плохо укладывающееся, точно выпирающее из одежды тело, тонкий, захлебывающийся смех, напоминающий квохчущую наседку. Он был одним из самых больших композиторов и музыкантов того времени.

Жил Сергей Иванович в Мертвом переулке в маленьком флигельке во дворе со своей старой няней Пелагеей Васильевной. Она ходила уткой, раскачиваясь из стороны в сторону, так как ноги у нее были сведены ревматизмом, обожала своего питомца, заботилась о нем и, когда его беспокоили, вздыхала и говорила: "Ах, знаете, Сергей Иванович так устал, он все утро сонату пассионату Бетховена играл".

Танеев прекрасно относился к отцу и ко всей нашей семье, был приятным собеседником, музыка его доставляла всем громадное удовольствие. Когда Сергей Иванович садился за фортепиано, он совершенно преображался: лицо его делалось торжественным, важным. Играл он превосходно, музыкальная память у него была изумительная. Стоило ему раз прочитать страницу нот, как он мог уже ее сыграть наизусть.

В это время, приблизительно в 1895 году, семья наша постепенно таяла. Братья зажили самостоятельной жизнью. Сергей женился на дочери профессора Петровской академии Мане Рачинской, а через год женился Лева на дочери шведского врача Вестерлунда, и Таня и Миша ездили в Швецию справлять его свадьбу.

Умер большой друг отца — Николай Николаевич Страхов. Грустно было думать, что этот милый, кроткий старичок, всегда смотревший на отца с нескрываемым обожанием, никогда больше не придет к нам.

Смутно припоминаю поездку в Москву с мам? по случаю смерти Александра III — парады, процессии. Но хорошо помню случай, вызвавший много разговоров, смеха и возмущения в нашей семье.

Петербургский свет, высшее чиновничество должны были приехать на коронацию Николая II в Москву. Было лето, все выехали на дачи или в деревню. Московские домовладельцы решили воспользоваться случаем и по дорогой цене сдать свои дома с мебелью и посудой.

Наш дом взяли за глаза князья Б. Они не сомневались в том, что Толстые живут в хорошей обстановке. Но когда они приехали и княгиня, войдя в нашу скромную переднюю, увидала "всю эту нищету", как она выразилась, она в отчаянье села на пол и зарыдала. Она заявила своему мужу, что ни за что не станет жить в "этой дыре".

Мам? была неприятно поражена, молодежь смеялась, а отец возмущался, считая наш дом пределом роскоши.

От Ходынки [10] От Ходынки только и осталось в памяти… — 18 мая 1896 г. в Москве на Ходынском поле, где по случаю коронации Николая Второго проходили массовые гуляния с раздачей бесплатных подарков, в давке погибли тысячи людей. Толстой запечатлел это событие в очерке "Ходынка". только и осталось в памяти, как мам? рассказывала о задавленных и плакала. Она видела, как их везли с поля. Трупы были навалены грудами на полках, из-под брезентов торчали посиневшие руки и ноги…

Все толковали о плохом предзнаменовании, о том, что царствование молодого царя будет несчастным.