Александра Толстая - Жизнь с отцом

Грешный игумен Варсанофий, недостойный богомолец Ваш.

1910 год ноября 6-го дня. Астапово".

На это письмо я уже не ответила. Да мне было и не до того.

Нам всем казалось, что состояние отца лучше, и снова вспыхнула надежда. Ставили клизму из соляного раствора.

Отцу было неприятно всякий раз, как его тревожили доктора, что он несколько раз выражал. Когда Никитин предложил ему ставить клизму, говоря, что от этого пройдет икота, отец сказал:

— Бог все устроит.

В другой раз он сказал:

— Все это глупости, все пустяки, к чему лечиться.

Вечером в столовую пришли братья доктора. Щуровский много говорил с Владимиром Григорьевичем о болезни отца, причем не отчаивался. Он находил, что силы у отца еще есть.

Затем все разошлись спать, и остались только Беркенгейм и Усов.

Я заснула. Меня разбудили в десять часов. Отцу стало хуже. Он стал задыхаться. Его приподняли на подушки, и он, поддерживаемый нами, сидел, свесив ноги с кровати.

— Тяжело дышать, — хрипло, с трудом проговорил он.

Всех разбудили. Доктора давали ему дышать кислородом и предложили делать впрыскивание морфия. Отец не согласился.

— Нет, не надо, не хочу, — сказал он.

Посоветовавшись между собой, доктора решили впрыснуть камфару для того, чтобы поднять деятельность ослабевшего сердца.

Когда хотели сделать укол, отец отдернул руку. Ему сказали, что это не морфий, а камфара, и он согласился.

После впрыскивания отцу как будто стало лучше. Он позвал Сережу.

— Сережа!

И когда Сережа подошел, сказал:

— Истина… Я люблю много… Как они…

Это были его последние слова. Но тогда нам казалось, что опасность миновала. Все успокоились и снова разошлись спать, и около него остались одни дежурные.

Все эти дни я не раздевалась и почти не спала, но тут мне так захотелось спать, что я не могла себя пересилить. Я легла на диван и тотчас же заснула, как убитая.

Меня разбудили около одиннадцати. Собрались все. Отцу опять стало плохо. Сначала он стонал, метался, сердце почти не работало. Доктора впрыснули морфий, отец спал до четырех с половиной утра. Доктора что-то еще делали, что-то впрыскивали. Он лежал на спине и часто и хрипло дышал. Выражение лица было строгое, серьезное и, как мне показалось, чужое.

Он тихо умирал.

Говорили о том, что надо впустить Софью Андреевну.

Я подошла к нему, он почти не дышал. В последний раз поцеловала я его лицо, руки…

Ввели мать. Он уже был без сознания. Я отошла и села на диван. Почти все, находившиеся в комнате, глухо рыдали, мать что-то говорила, причитала. Ее просили замолчать. Еще один, последний вздох… В комнате мертвая тишина. Вдруг Щуровский что-то сказал громким, резким голосом, моя мать ответила ему, и все громко заговорили.

Я поняла, что он уже не слышит…

Алеша и Ванечка — сыновья Толстых, умершие в детстве.

Семирамида — царица Вавилона, с ее именем связывают создание ассиро-вавилонских памятников и висячих садов.

Тетушка Татьяна Андреевна — Т. А. Кузминская.

…пел у нас в Москве Шаляпин. — По приглашению Толстого 9 января 1900 г. Шаляпин вместе с С. В. Рахманиновым посетил хамовнический дом писателя, где спел "Судьбу" (музыка Рахманинова, стихи А. Н. Апухтина) и "Старого капрала" (музыка А. С. Даргомыжского, стихи П. Ж. Беранже). Отзыв Толстого относится вообще к репертуару Шаляпина и сделан им много позднее.

Дядя Костя — дядя С. А. Толстой.

Сережа — С. Л. Толстой, старший сын Толстых.

Тигр Тигрович — это прозвище Л. Л. Толстому было дано критиком В. П. Бурениным.

…отказ от своей части имущества… — Толстой принял решение отказаться от своих прав на принадлежавшую ему частную собственность и разделил ее между всеми членами семьи. 17 апреля 1891 г. им была подписана дарственная бумага. М. Л. Толстая тогда отказалась от своей части, которую сохранила для нее Софья Андреевна.

Боря Бугаев — писатель Андрей Белый; одноклассник Миши Толстого, с которым вместе посещал гимназию, возглавлявшуюся известным педагогом Л. И. Поливановым. Эти годы учения описаны Белым в книге "На рубеже двух эпох".

От Ходынки только и осталось в памяти… — 18 мая 1896 г. в Москве на Ходынском поле, где по случаю коронации Николая Второго проходили массовые гуляния с раздачей бесплатных подарков, в давке погибли тысячи людей. Толстой запечатлел это событие в очерке "Ходынка".