Лидия Грот - Призвание варягов. Норманнская лжетеория и правда о князе Рюрике

Следующим логически вытекающим примером в рассуждениях об индоевропейском субстрате Восточной Европы и восточноевропейском славянстве может быть пример, касающийся особенностей древненовгородского диалекта, упомянутого выше. Многочисленные дискуссии на эту тему привели исследователей к выводу о том, что эти особенности не могут быть объяснены только последовательным расселением восточноевропейского славянства из Поднепровья на север, исходя из концепции монолитного правосточнославянского языка, восходящей к A.A. Шахматову (см. об этом труды академика A.A. Зализняка). Однако и этот важный вывод о северных диалектах древнерусского языка как более сложном феномене, чем это предполагалось ранее, не решает всех проблем.

Классическим примером, подтверждающим мысль о том, что русский и славянский языки развивались в древности как отдельные языки, являются названия Днепровских порогов. Как известно, у Константина Багрянородного приводится два ряда имен для днепровских порогов – «славянские» и «русские», из чего явствует, что еще в середине X в. эти языки не были идентичны. М.Ю. Брайчевский, например, обосновывал скифо-сарматскую этимологию русских названий порогов с конкретными аналогиями из осетинского языка, т. е. иными словами, – он обосновывал дославянское восточноевропейское происхождение части древнерусских топонимов.

Русская номенклатура Днепровских порогов, согласно М.Ю. Брайчевскому, намного старше славянской и восходит, скорее всего, к последним векам до нашей эры. Именно эта номенклатура была исходной, а славянская представляла собой переводы или кальки сарматских названий. При этом общеизвестны стремления норманнистов доказать, что «росский язык» у Константина Багрянородного сохраняет скандинавскую (древнешведскую) лексику. Однако их выяснение языковой принадлежности «росских» названий осуществлялось тем же методом, что и выяснение «этимологии» имени Руси – на основе лингвистической схоластики, в отсутствие не только исторической, но и самой обычной логики, т. е. методом, сильно напоминающем Рудбека.

Поскольку предлагавшиеся норманнистами скандинавские названия порогов были неразрывно связаны со шведскими «гребцами» *rodzmän из Rodzlagen, который, как оказывается, в IX веке еще не «всплыл» на поверхность, то сейчас в первую очередь требуется уточнить, откуда эти «гребцы» пригребли на Русь, а потом продолжать навязывать «скандинавскую» этимологию названий порогов.

Но идея о дославянском слое в древнерусском языке наталкивается не только на противодействие норманнистов (как фантастическая определялась, например, этимология Брайчевского), но и на господствующее в науке убеждение в том, что древнерусский и славянский язык – синонимы. Однако так ли уж безупречна эта мысль и так ли уж невероятна идея о двухслойности древнерусского языка? Например, сегодня понятия English language и British language используются как синонимы, но вряд ли кому-нибудь покажется абсурдным утверждение о том, что British language имел в истории своего развития догерманский период. Также никто не удивляется тому, что законные предки славян венды/венеды имели длительный, длиной в несколько тысячелетий, дославянский индоевропейский период.

То, что имя Русь имеет глубокие корни в Восточной Европе, подтверждается обилием вышеупомянутых гидронимов с корнем рус / рос / рас , которые очерчивают восточноевропейский ареал от Волги до Немана и Карпат. На этот феномен давно обращалось внимание, но использовать эти данные в полной мере пока не удавалось, хотя с гидронимией как источником работали многие ученые. Например, хорошо известны исследования О.Н. Трубачева о связи имени русь и индоарийского субстрата в Северном Причерноморье. Но норманнисты отмахиваются от этих доказательств, томно заявляя: «Ах, ну, это все простые созвучия!» Ничего себе, простые созвучия, разбросанные чуть не на половине Европы! А взамен нам предлагают лодку с гребцами и с социальным наполнением (?!).

Глубина корней Руси должна соизмеряться с данными науки об эпохе индоевропейской общности в Восточной Европе, ее датировками, с теориями распада индоевропейского единства и формирования выделившихся новых общностей, одной из которых, полагаю, и стала общность с именем Русь.

Гидронимика свидетельствует о том, что произойти это должно было в глубокой древности. Возможно, это был период, совпавший с уходом протоиндоариев на юг и далее – предположительно середина II тыс. до н. э. По моим предположениям, Русь – это имя автохтонного, реликтового «женского первопредка», родившегося в среде архаичного индоевропейского населения Восточной Европы и выделившегося из этого субстрата, дав имя народу и став политонимом в разные исторические периоды. Полагаю, что как коренной субъект Восточной Европы Русь имела здесь и свою длительную предковую предысторию. Надеюсь, что со временем мне удастся раскрыть эти идеи в отдельной работе под названием «Материнские корни Руси». Использование терминов родства, таких как «материнский предок» и «отцовский предок», для представления картины происхождения народа сохранилось у народов с более архаичной историей, например у части кельтских народов.