Даниил Данин - Неизбежность странного мира

Модель Резерфорда показалась как раз такой, как всем хотелось: сходство с солнечной системой всех покорило. И с того дня, когда эта модель впервые была описана в английском «Философском журнале» в мае 1911 года, ясные рисунки, изображающие атом, вот уже около полувека кочуют, почти не изменяясь, по страницам бесчисленных книг, приобщая читателей всех возрастов и любых профессий к загадкам микромира. И у каждого эти наглядные изображения атома вызывают то особое чувство удовлетворенности, какое мы испытываем всегда, когда истина становится нашим достоянием без тяжких усилий. Шутка сказать — атом! А смотрите-ка, мы все видим и, кажется, понимаем.

Но на протяжении всего протекшего с тех пор блистательного полувека атомной науки читатели, далекие от физики, не догадывались и, не догадываются, что так похожий на крошечную солнечную систему атом Резерфорда не мог бы и секунды просуществовать, будь он действительно на нее похож!

Однако атомы существуют. Они устойчивы. Настолько устойчивы, что жизнь их, как правило, длится не доли секунды, а скорее «доли вечности» — многие миллиарды лет. Об этом свидетельствует хотя бы непредставимо долгая геологическая история Земли. Огражденный от воздействий извне, любой атом может вообще существовать бессрочно. Бессрочно — это значит до тех пор, пока цело и невредимо его положительно заряженное ядро.

Но ведь и модель Резерфорда отражала правду микромира? Среди физиков она получила признание не по причине своей красивой простоты и наглядности, не из-за внешнего сходства с понятным устройством солнечной системы. Нет, она объясняла многие важные свойства атомов — их поведение. И Резерфорд не сочинил ее на досуге, а вынужден был к ней прийти.

Вынужден? Это кажется неподходящим словом, когда речь идет о поисках истины. Приход к ней всегда рисуется нам радостным событием: вот она, долгожданная, — можно, наконец, вздохнуть с облегчением и пот отереть со лба.

Резерфорд был действительно в прекраснейшем настроении, когда зимой одиннадцатого года вошел однажды в лабораторную комнату, где работал его ученик Ганс Гейгер, и своим громоподобным голосом объявил: «Теперь я знаю, как выглядит атом!» Но пота со лба он не отер, а Гейгер именно с этого дня стал «работать, как раб», по уже встречавшемуся нам выражению его учителя. Надо было до конца утвердиться в истине, что у атома есть маленькое, содержащее в себе весь положительный заряд и почти всю атомную массу центральное ядро (Солнце), вокруг которого по удаленным орбитам вращаются отрицательные электроны (планеты). В этой истине надо было сто раз утвердиться, потому что она была невероятной.

Ясной, наглядно ясной, и — невероятной!

Одно из решающих атомных открытий было сделано на простейшей лабораторной установке. Правда, в этой установке были две дорогие детали: препарат радия и листочек золота. Но в их дороговизне не физика была виновата…

Альфа-частицы, излученные радием, бомбардировали золотой листок. Одни проходили сквозь него, как через пустоту, не задевая атомов золота. Другие — отклонялись со своего пути, рассеиваясь на разные углы. В темноте слабо мерцали вспышки на экране из сернистого цинка, и каждая вспышка, где бы ни был поставлен экран, твердила об одном и том же: «Сюда прилетела отраженная альфа-частица». Этот экран служил третьей основной деталью установки. Она в самом деле была на редкость проста.

Иногда альфа-частицы возвращались почти точно назад. Таких частиц было мало, но они, несомненно, были!

Сотрудники приходили в лабораторию загодя, чтобы глаза привыкли к темноте: считать вспышки было главной заботой. Тем временем в ожидании начала очередного опыта физики потягивали чай и слушали рассказы Резерфорда обо всякой всячине. Ничего торжественного, ничего похожего на взволнованное предчувствие исторического открытия… Зато почти через тридцать лет ученик Резерфорда Чарлз Дарвин — внук великого Дарвина — говорил, как о замечательнейшем событии в своей жизни, о том, что ему посчастливилось присутствовать в манчестерском доме учителя «спустя полчаса после рождения атомного ядра».

А рождение ядра, в сущности, свелось к тому, что Резерфорд вдруг понял, отчего иные из альфа-частиц возвращаются назад — так, словно бы атомы золота отталкивают их от себя. Впрочем, он понял это совсем не вдруг.

Позже он рассказывал, как поразили его воображение эти возвращающиеся от тонкого золотого листка, летящие с громадной скоростью альфа-частицы: это было, по его словам, так же фантастически непонятно, как если бы он увидел, что пуля возвращается назад к ружью, оттолкнувшись от бумажной мишени.