Карло Ровелли - Нереальная реальность. Путешествие по квантовой петле

Ньютон называет абсурдом свой собственный шедевр – ту самую работу, которая веками восхваляется как высшее достижение науки! Он понимает, что за действием на расстоянии в его теории должно стоять еще что-то, но у него нет идей, что бы это могло быть, и он предоставляет об этом вопросе… «судить читателям»!

Для гения характерно понимать пределы собственных находок, даже в случае таких выдающихся достижений, как открытие Ньютоном законов механики и всемирного тяготения. Теория Ньютона прекрасно работает, она оказалась настолько полезной, что в течение двух столетий никто даже не пытался ставить ее под сомнение, – пока Фарадей, «читатель», которому Ньютон завещал свой неразрешенный вопрос, не нашел ключ к разумному пониманию того, как тела притягивают и отталкивают друг друга на расстоянии. Позднее Эйнштейн применит блестящую идею Фарадея к самой ньютоновской теории гравитации.

Введя новую сущность – поле, он радикально отошел от элегантной и простой ньютоновской онтологии: мир больше не состоит только из частиц, которые с ходом времени движутся в пространстве. На сцене появляется новое действующее лицо – поле. Фарадей понимает всю важность совершаемого им шага. В его книге есть прекрасные пассажи, где он задается вопросом, существуют ли в реальности эти силовые линии. После периода сомнений и тщательного анализа он делает вывод, что может думать о них как о реальных, но с «осторожностью, которая необходима, когда сталкиваешься с глубочайшими вопросами науки» [47]. Он осознает, что предлагает не что иное как изменение картины мира после двух столетий непрерывных успехов ньютоновской физики (рис. 2.5).

Максвелл быстро осознает, что эта идея вскрывает золотую жилу. Он превращает прозрение Фарадея, которое тот излагает лишь словами, в страницу уравнений [48]. Они известны теперь как уравнения Максвелла и описывают поведение электрического и магнитного полей – математическое представление «линий Фарадея» [49].

Рис. 2.5.Мир Фарадея и Максвелла: частицы и поля, которые движутся в пространстве с течением времени

Сегодня уравнения Максвелла каждодневно используются для описания всех электрических и магнитных явлений, для проектирования антенн, радиоприемников, электрических двигателей и компьютеров. И это еще не всё: те же самые уравнения нужны для объяснения того, как устроены атомы (они скрепляются электрическими силами), почему частицы вещества, образующего камень, соединяются друг с другом, как устроено Солнце. Они описывают невероятное число самых разных явлений. Почти все, что мы наблюдаем в окружающем мире, за исключением гравитации и еще нескольких явлений, прекрасно описывается уравнениями Максвелла.

Но есть еще один очень важный момент – то, что может считаться самым прекрасным достижением науки: уравнения Максвелла объясняют нам, что такое свет.

Максвелл обнаружил, что, согласно его уравнениям, линии Фарадея могут колебаться и двигаться волнообразно, подобно волнам на поверхности моря. Он вычислил скорость, с которой движутся волны фарадеевых линий, и эта величина оказалась… равной скорости света! Почему? Максвелл понял: потому что свет – это не что иное, как быстрые колебания фарадеевых линий! Фарадей и Максвелл не только поняли, как устроены электричество и магнетизм, но и заодно, как побочный эффект, объяснили, что такое свет.

Мы видим окружающий мир цветным. Что такое цвет? Упрощенно говоря, это частота (скорость колебаний) электромагнитной волны, представляющей собой свет. Если волна колеблется быстрее, свет голубеет. Если чуть медленнее – краснеет. Цвет, как мы его воспринимаем, – это психофизиологическая реакция на нервные импульсы, порождаемые рецепторами в наших глазах, которые различают электромагнитные волны разной частоты.

Я могу только догадываться, что почувствовал Максвелл, когда понял, что его уравнения, выведенные для описания катушек, клеток и иголок в лаборатории Фарадея, объясняют природу света и цвета…

Свет, таким образом, – это не что иное, как быстрые колебания паутины фарадеевых линий, которые волнуются, подобно поверхности моря под порывами ветра. Неправда, будто мы не видим фарадеевых линий. Просто мы видим только их колебания. Видеть – значит воспринимать свет, а свет – это движение фарадеевых линий. Ничто не перескакивает из одного места в пространстве в другое без какого-либо переносчика. И если мы видим ребенка, играющего на морском берегу, то лишь потому, что между ним и нами простирается море вибрирующих линий, которые доносят до нас его изображение. Ну разве этот мир не чудесен?