Брайан Грин - До конца времен. Сознание, материя и поиски смысла в меняющейся Вселенной

Царящий в мозге совершенный порядок позволяет ему генерировать многочисленные мысли и действия, одни из которых непосредственно связаны с выживанием, другие — нет. По сути, именно эта способность — наш обширный поведенческий репертуар — обеспечивает основу для той разновидности человеческой свободы, о которой мы говорили в главе 5. Не вызывает сомнений, что посредством этих действий мы упрямо удерживали религию при себе, сохраняли ее, развив за тысячелетия в организации, влияние которых пронизывает планету.

На протяжении I тысячелетия до н э. в Индии, Китае и Иудее упрямые и изобретательные мыслители пересмотрели древние мифы и способы бытия, включающие в себя, помимо прочих достижений человечества, то, что философ Карл Ясперс описал как «основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей»28. Ученые спорят о степени взаимосвязанности этих далеко разошедшихся систем, но на выходе видится явное единообразие. Религиозные системы становились все более организованными, по мере того как их приверженцы записывали сюжеты, отбирали откровения и составляли указания, которые, выйдя из уст признанных пророков и передаваясь устно из поколения в поколение, обретали священный статус. Разумеется, в содержании религиозных текстов наблюдается большое разнообразие, но есть у них и общая черта — нацеленность на те самые вопросы, которые направляют наши исследования на этих страницах: откуда мы пришли и куда идем?

К самым ранним дошедшим до нас письменным источникам относятся Веды, составленные на санскрите на полуострове Индостан; отдельные их части восходят примерно к 1500 г. до н э. Вместе с Упанишадами, объемным томом комментариев, написанным, скорее всего, где-то после VIII в. до н э., Веды представляют собой обширную коллекцию стихов, мантр и прозы, являющихся священными текстами того, что позже образовало религию индуизма; сегодня ее исповедует каждый седьмой обитатель Земли, всего около 1,1 млрд человек. Лично я получил доступ к этим трудам, когда мне не было и десяти лет.

Это было в конце 1960-х гг. Мир, любовь и Вьетнам носились в воздухе, когда мы с папой и сестрой в ясный солнечный день гуляли по Центральному парку. Мы остановились возле музыкальной сцены-ракушки рядом с Аллеей поэтов, где большая группа приверженцев Общества сознания Кришны энергично стучала в барабаны, пела и танцевала. Один кришнаит с выпученными глазами и струящимися по щекам слезами выражал страстное астральное единение, дергаясь в такт барабанному бою и глядя прямо на солнце. Я с огромным изумлением вдруг понял, что один из барабанщиков, облаченный в свободные одежды и щеголяющий выбритой головой с одной-единственной оставленной прядью, — мой брат. Я думал, что он учится в колледже.

Та прогулка, очевидно, была способом, придуманным папой, чтобы познакомить нас с новым направлением, которое приняла жизнь моего брата.

В последующие десятилетия наше общение с братом было эпизодическим, но каждый раз при встрече Веды были либо в центре нашего внимания, либо где-то поблизости. Трудно сказать, пробудили ли эти встречи во мне интерес к данной теме, или разговор всякий раз возникал естественным образом просто потому, что два брата рассматривали одни и те же вопросы с совершенно разных позиций. По крайней мере, было наверняка полезно узнать о древних и незнакомых мне размышлениях о космических истоках:

Не было не-сущего, и не было сущего тогда.

Не было ни воздуха, ни небосвода за его пределами.

Что двигалось туда-сюда? Где? Под чьей защитой?

Что за вода была бездонная, глубокая?

Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.

Не было ни признака дня [или] ночи.

Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно,

И не было ничего другого, кроме него29.

Я был тронут универсальностью человеческой потребности почувствовать ритмы реальности. Но для моего брата Веды были чем-то много большим. Они давали более величественную картину космологии, чем та, что я изучал с точки зрения математики. Как поэзия, эти слова искусно описывают тайну начала начал. Как метафора, они обращаются к загадочной природе времени до начала времен. Как медитация и как, возможно, совместное погружение в транс вокруг потрескивающего костра, окутанного внушающим благоговение, но совершенно загадочным непроглядным звездным пологом, эти строки передают кажущийся парадокс существования Вселенной в принципе. Но древние гимны и стихи, впечатляющие истории о тысячеголовом Пуруше, из частей тела которого были созданы Солнце, Земля, Луна, а также множество других наглядных и величественных приношений, не описывают происхождение Вселенной. Их слова отражают наши поиски закономерностей, нашу жажду объяснений; настроенное на выживание сознание слагает яркую историю, обеспечивая таким образом символические рамки для живущих (как мы возникли, как нам следует вести себя, последствия наших действий, природа жизни и смерти).