Генрих Эрлих - Легко ли плыть в сиропе. Откуда берутся странные научные открытия

Самое удивительное, что все это, собранное вместе, даже работало, пять секунд, после чего благополучно сгорело. Видеоотчет об этом девятимесячном эксперименте вы можете найти на YouTube. Посмотри´те, это стоит того, что подтверждает и почти полтора миллиона просмотров. И вообще, нам кажется, что Твейтс, поддавшись моде, ошибся с выбором специальности. В душе он настоящий ученый и естествоиспытатель.

Шутки шутками, но такие эксперименты по вмешательству в психику могут довести и до диагноза. Если человеку кажется, что он превращается или превратился в зверя, то это самый натуральный психоз, носящий название психической ликантропии или просто ликантропии. С таким диагнозом человек превращается в пациента.

Сюжеты о превращении людей в животных, в первую очередь в волков, очень распространены в сказках, мифах, литературе и кинематографе – помните фильм "Волк" (1994) с бесподобным Джеком Николсоном? Если верить историческим хроникам, то в средневековой Европе массовые эпидемии этой болезни поражали целые деревни и даже небольшие регионы, пейзане при этом бегали на четвереньках, выли на луну и набрасывались на овец и коров. Ученые не верили в это вплоть до 1960-х годов, пока английский врач Леон Иллис не опубликовал статью "О порфирии и этимологии оборотней" (1964) [103] Illis L. On Porphiria and the Etiology of Werwolves. Proceedings of the Royal Society of Medicine , 1964, 57 (1): 23–26. . В ней он описал около 80 изученных лично им случаев ликантропии, которые напрямую связал с порфирией – нарушением обмена веществ, приводящим к повышенному содержанию порфиринов в крови и тканях. Кожа при этом приобретает коричневатый оттенок, истончается и лопается, вследствие чего покрывается шрамами и язвами. Из-за поражения хрящей деформируются нос и уши, скрючиваются пальцы. Больные плохо переносят солнечный свет, который к тому же усиливает болезнь. Неудивительно, что с порфирией связывают еще одно мифическое заболевание – вампиризм.

Это заболевание не самое редкое: в Северной Европе фиксируется в среднем один случай на 10 000 человек, порфирией, в частности, болел английский король Георг III. К счастью, порфирия не заразна, при укусах не передается, это установленный наукой факт. Как и то, что это генетическое заболевание и, следовательно, оно передается по наследству. Соответствующий дефектный ген встречается у одного человека из тысячи; проявляется он довольно редко, тем не менее каждому следует проявлять осторожность. Есть множество триггеров, способных перевести болезнь из латентной, "спящей" формы в острую, и не все они изучены. Так что исследователи, экспериментирующие с превращением в животных, подвергают себя нешуточному риску.

Но есть одно несомненное следствие экспериментов над собственной психикой, на которое вы, конечно, тоже обратили внимание в приведенных выше примерах. После проведения экспериментов у всех исследователей вдруг открывался писательский жар (не путать с даром). И вот что интересно: если проводить аналогичные эксперименты на ком-то другом, то у подопытных такого рода жар не открывается. Этот эффект нуждается в отдельном исследовании.

Писательство и научная деятельность нерасторжимы. И дело тут не в том, что ученые так уж любят писать или это у них хорошо получается, – тут как раз наоборот; подавляющая часть ученых пишет плохо, если не сказать ужасно, и только обилие специальной терминологии как-то маскирует недостатки языка и стиля изложения написанного. Ученые просто вынуждены писать, чтобы донести свои теории и экспериментальные результаты научному сообществу, которое в должном порядке их отрецензирует, обсудит, воспроизведет и, наконец, признает (или не признает). Только после такой апробации факт, установленный ученым, может считаться научным фактом, а до этого он, даже трижды правильный, остается незнамо чем. Но суть деятельности ученого состоит в установлении фактов, его увлекает сам процесс творчества и научного поиска, а изложение результатов в научной статье сродни написанию объяснительной в полиции о деянии, которое в ходе его совершения казалось таким захватывающим, веселым и увлекательным.

Все это лирика, а реалии таковы, что ученый должен писать и публиковать статьи. И, как в любом виде человеческой деятельности, здесь есть свои рекордсмены. В 1993 году Игнобелевская премия по литературе была присуждена нашему соотечественнику, химику и кристаллографу Юрию Тимофеевичу Стручкову (1926–1995), который в 1980-х годах за десять лет опубликовал 948 научных статей, в среднем по статье в 3,9 дня. Российское научное сообщество встретило эту весть с чувством глубокого удовлетворения: всегда приятно, когда успешному коллеге надевают на голову шутовской колпак, а именно так трактовали Игнобелевскую премию. Насколько нам известно, сам Юрий Тимофеевич тоже был сильно уязвлен этой премией, он искренне не понимал – за что? Ведь он просто честно и хорошо выполнял свою работу. Естественно, что Юрий Тимофеевич не поехал на вручение премии, он, как все мы – выходцы из СССР, ничего не понимал в пиаре.