Леонард Млодинов - Стивен Хокинг. О дружбе и физике

– Спектакль был не так уж хорош, не правда ли?

Директор был удивлен таким ответом. Но затем подумал и сказал:

– Да. Я согласен.

Разглагольствования инженера из Южной Африки нельзя было назвать ни плохими, ни хорошими. Это была просто его точка зрения, правда, довольно многословная. Она привлекла внимание Стивена. На этот счет у него было свое мнение, и он не собирался держать его при себе. Он спросил у инженера:

– А как насчет чернокожих?

– Их можно не принимать во внимание, – сказал инженер.

Это был обычный ответ для начала 1960-х годов.

– Почему их можно не принимать во внимание? – спросил Стивен.

– Потому что они не в состоянии позаботиться о себе.

Инженер заговорил об апартеиде. Он существует, и он необходим.

Стивен не спорил с ним. Он продолжал задавать наводящие вопросы инженеру, противопоставляя свое мнение точке зрения собеседника, но при этом не спорил с ним в открытую, а, как Сократ, пытался сделать так, чтобы собеседник сам увидел всю правду без прикрас.

В начале разговора инженер полностью был убежден в своей правоте. До этого он никогда не подвергал сомнению сложившееся положение вещей. А Стивен сумел превратить их застольную беседу в настоящее исследование убеждений собеседника, исследование, которым тот сам наверняка никогда раньше не занимался. В конце разговора инженер был откровенно смущен. Теперь, когда его заставили понять, на чем зиждется его убеждение в правоте апартеида, и поставили под сомнение его понятия о природе черного человека, он стал сам себе задавать «неудобные» вопросы.

Я знавал одного профессора физики, который советовал: «Если вы любите задавать вопросы и искать на них ответы, становитесь физиком. Если вам нравится изучать ответы и находить им применение, становитесь инженером». Это, конечно, слишком широкое обобщение, но оно иллюстрирует разницу в философском подходе и психологическом аспекте, которые свойственны этим двум областям знания. Что вам более по душе – заучивать то, что уже известно, и применять полученные знания на практике или задавать вопросы и познавать неведомое? Стивен не был бы Стивеном, если бы он не побудил инженера начать задавать себе вопросы. Ибо только подвергая сомнениям свои убеждения и представления других, можно совершить важное открытие – не только в жизни, но и в физике.

Инженер смотрел на свою страну так, как большинство людей смотрят на ночное небо: они видят совокупность белых светящихся точек в обширном и безликом море черноты. Своими вопросами Стивен заставил собеседника увидеть на небе не просто точки. То же самое Стивен обычно проделывал с коллегами-физиками. Они восхищались звездами и галактиками, а Стивена больше интересовало промежуточное пространство. Откуда оно взялось? Как это все начиналось? Пытаясь понять смысл нашего существования, Стивен считал, что прежде всего нужно ответить на эти вопросы. Когда Стивен начинал работу над своей диссертацией, мало кто задавался подобными вопросами.

Это было время, когда общая теория относительности и космология не были в большом почете. Отсутствие интереса у физиков к проблеме возникновения Вселенной можно было понять, так как физика – эмпирическая наука, а происхождение Вселенной относится к явлениям, которые невозможно наблюдать непосредственно. Да, свету требуется определенное время, чтобы долететь до нас от удаленных галактик; и, наблюдая этот свет, мы действительно можем заглянуть в прошлое. Но все-таки не настолько далекое прошлое! И никто в начале шестидесятых годов не имел понятия, как можно косвенным образом проверить гипотезу о происхождении Вселенной. В результате такого подхода физики склонны были рассматривать космологию как псевдонауку, как игровую площадку для математических игр за пределами его величества эксперимента. Ситуация начала меняться после того, как в 1964 году было случайно открыто слабое свечение, оставшееся после Большого Взрыва – космическое микроволновое фоновое излучение (реликтовое излучение). Когда Стивен начинал учиться в Кембридже, до открытия реликтового излучения оставалось еще более года.

Другой важный момент заключался в том, что никто толком тогда не понимал, что, собственно, предсказывает теория Эйнштейна. Как и любая физическая теория, теория Эйнштейна есть набор математических уравнений и методов действий с входящими в них неизвестными. Для выяснения того, что теория может сказать о той или иной конкретной физической системе, нужно использовать набор математических уравнений, которые подходят к этой системе, и решить их или, по крайней мере, найти их приблизительное решение. В большинстве случаев уравнения Эйнштейна решить очень трудно, поэтому в наши дни мы изучаем их возможные решения с помощью суперкомпьютеров; но в середине прошлого века мощности компьютеров для этого явно не хватало.