Сначала вспыхнул свет ни с чем не сравнимой яркости. Мы все перевернулись и сквозь темные очки увидели огненный шар. Приблизительно через сорок секунд пришла взрывная волна, за которой последовал звук, но ни то, ни другое не показалось нам поразительным так потрясла нас необычайная интенсивность света.
Образовалось большое плотное облако, которое, клубясь, вздымалось вверх с огромной силой и примерно в пять минут достигло субстратосферы.
Вскоре после главного взрыва в облаке произошли два дополнительные взрыва меньшей силы, не сопровождавшиеся световыми эффектами.
Облако поднялось на большую высоту сначала в виде шара, затем оно приняло форму гриба, зятем превратилось в длинный, похожий на трубу столб и, наконец, было развеяно в нескольких направлениях переменными ветрами на различных высотах.
Д-р Конант дотянулся до меня, и мы пожали друг другу руки, взаимно поздравляя один другого. Д-р Буш, который был с другой стороны от меня, сделал то же самое. Все присутствующие, даже не посвященные, испытывали чувство глубокого благоговения. Конант, Буш и я были охвачены тем же чувством, но в еще большей мере, от сознания, что оправдалась вера тех, кто нес ответственность за возникновение и осуществление этого исполинского проекта».
Вот впечатления генерала Фаррелла:
«Драматическая сцена внутри убежища не поддается описанию. Внутри и вокруг убежища собралось до двадцати человек, принимавших участие в окончательных приготовлениях. В их число входили: д-р Оппенгеймер, директор, вынесший на себе великое научное бремя руководства разработкой оружия, с десятком его главных помощников, д-р Кистяковский, д-р Бейнбридж, наблюдавший за всеми деталями подготовки к испытанию, метеоролог и некоторые другие. Здесь же находилась группа солдат, два или три армейские офицера и один морской офицер. Убежище было заполнено самыми разнообразными инструментами и радиоаппаратурой.
В течение двух полных лихорадочного возбуждения часов, предшествовавших взрыву, генерал Гроувз оставался с директором. За двадцать минут до назначенного часа генерал Гроувз отправился на свою станцию в лагере базы, во-первых, потому, что она являлась лучшим пунктом для наблюдения и, во-вторых, в связи с нашим правилом, согласно которому он и я не должны быть вместе в таких положениях, где имелся элемент опасности, который в данном случае существовал в обоих пунктах.
Тотчас после ухода генерала Гроувза по радио стали объявлять, сколько времени осталось до взрыва; это делалось для другой группы наблюдающих испытание и участвующих в нем. Напряжение быстро возрастало по мере приближения назначенного момента и перехода от минут к секундам. Каждый в этом помещении знал об ужасных скрытых возможностях, которые, как они думали, не были исключены. Ученые чувствовали, что их вычисления должны быть правильны и что бомба должна взорваться, но в душе у каждого была немалая доля сомнения.
Мы стремились к неизвестному и не знали, что может из этого выйти. Можно сказать наверняка, что большинство присутствующих молилось и молилось более горячо, чем когда бы то ни было раньше. Если взрыв удастся, это будет оправданием нескольких лет интенсивного труда десятков тысяч людей государственных деятелей, ученых, инженеров, промышленников, солдат и многих других.
В то краткое мгновение в далекой пустыне Нью-Мексико колоссальные усилия мозговой и мускульной энергии всех этих людей привели внезапно к ошеломляющему результату. По мере того, как часы отсчитывали последние секунды, напряжение д-ра Оппенгеймера, на которого было возложено весьма тяжелое бремя, все возрастало. Он почти не дышал. Он держался за столб, чтобы сохранить равновесие. Последние несколько секунд он пристально смотрел прямо перед собой и затем, когда человек, объявлявший время, закричал „Время“, и все осветилось колоссальной вспышкой света, за которой вскоре раздался низкий, раскатистый рев взрыва, напряжение на его лице сменилось выражением огромного облегчения. Некоторые из наблюдателей, стоявшие сзади убежища, были сбиты с ног воздушной волной.
Напряжение в комнате разрядилось, и все начали поздравлять друг друга. Каждый чувствовал: „Вот оно!“ Что бы теперь ни случилось, все знали, что беспримерная научная работа была сделана. Деление атомов не будет более скрыто в уединении мечтаний физиков-теоретиков. Оно оказалось почти взрослым уже при рождении. Это была великая новая сила для использования во благо или во зло. В убежище царило чувство, что все, имевшие отношение к рождению этой новой силы, посвятят свою жизнь тому, чтобы она всегда использовалась во благо и никогда во зло.
Читать дальше