Анфилов - ФИЗИКА И МУЗЫКА

ГРАФИЧЕСКИЙ ЗВУК

Вспомните еще раз звуковую дорожку на тонфильмах системы Шорина. Это длинная строчка черных зубчиков. Если записан один инструмент — зубчики имеют одну форму, звук другого инструмента запечатляется иной формой зубчиков. В тонфильме очертания зубчиков звуковой дорожки получаются автоматически. Звучит, скажем, флейта, и по пленке бегут черные пологие волны. Заиграл кларнет — волны превратились в какое-то подобие прямоугольников.

Вот эту-то зубчатую дорожку и увидел в лаборатории Шорина Шолпо, пришедший туда осенью 1929 года вместе со своим старым знакомым, «леонардовцем» Арсением Авраамовым, для консультации по первому советскому звуковому фильму «План великих работ». Шорин давал объяснения, подробно рассказывал о своей системе звукозаписи.

И вдруг кому-то из посетителей (впоследствии Шолпо и Авраамов так и не вспомнили, кому именно) пришла в голову удивительно простая мысль: а что, если рисовать эту самую звуковую дорожку? Рисовать! Пусть она не возникает самопроизвольно, а будет сделана рукой человека! Нанести тушью строчку зубчиков, а потом пустить в шоринский звуковой проектор. Что тогда получится? Получится звук, который прежде никогда не звучал, который не издавался никаким музыкальным инструментом. Это будет уже не запись, а творение, искусственное приготовление звука. И не тут ли спрятан клад — волшебный «самозвучащий оркестр»?

В самом деле, нарисуем на пленке черные волны — зазвучит несуществующая флейта, нарисуем строку прямоугольников — заиграет несуществующий кларнет. Ну, а если нарисовать не волны, не прямоугольники, а какие-нибудь елочки или шахматные фигурки — что тогда зазвучит? Наверное, какой-то новый, никому не ведомый голос!

И им можно вести любую мелодию — в каких угодно натуральных интервалах, а не обязательно в традиционном звукоряде рояля. Ведь здесь нет клавишей, нет заранее установленных границ высоты тона. Густоту зубчиков дорожки (а стало быть, и высоту «нарисованных» звуков) можно менять как угодно! А гармонии? Становятся доступными любые сочетания звуковых частот — их надо просто нарисовать вместе, скажем, несколько дорожек одна над другой.

Дух захватывало от нагрянувшего открытия.

Шолпо, самый экспансивный из всех присутствующих, решил тотчас проверить идею, тут же нарисовать искусственный звук. Но чем? Зубчики такие маленькие, что их не сделаешь пером. Ничего, можно попробовать булавкой. Шолпо склонился над пленкой.

Вот нацарапана первая в истории музыки дорожка синтетических звуковых импульсов. Вот пленка вставлена в проектор. Чу! Началось!

Первооткрыватели, грустно улыбнулись из громкоговорителя шел какой-то противный скрежещущий свист.

Да, далеко от красивой идеи до ее воплощения.

ИСТОКИ И ПРОБЫ

Шолпо был ленинградцем, Авраамов — москвичом. Вскоре они расстались и начали работать над синтетическим звуком независимо друг от друга.

Шолпо получил гостеприимный приют у Шорина. Изобретателю выделили уголок в лаборатории, монтажный столик, микроскоп. Шорин посоветовал погодить с рисованием звуковых дорожек, а сперва научиться склеивать простенькую музыку из готовых записей тонов гамм, сыгранных на флейте и кларнете. Шолпо послушался. Очень скоро были склеены песни «Камаринская» и «Вниз по матушке по Волге». И не только мелодии. Путем кропотливой вклейки удалось присоединить даже нехитрый аккомпанемент.

«Сборной» музыкой вскоре заинтересовался изобретательный на музыкальную эксцентрику композитор Георгий Михайлович Римский-Корсаков. По его заданиям Шолпо «склеил» в натуральном строе несколько мелодий к небольшому фильму «1905 год в буржуазной сатире». Вот когда родилась столь нашумевшая в последние годы «муза монтажа»! Буквально сразу же после появления звукового кинематографа.

Но Шолпо не задержался на копировании готовых звуков. Не стал думать об их искажении, преобразовании. Он стремился дальше — к рисованию искусственных звуковых дорожек, к заветной графической музыке.

Раздобыл мультстанок — такой же, какой применяют при создании мультипликационных фильмов. Выдумывал и чертил на листах бумаги звуковые дорожки, фотографировал их на пленку в уменьшенном виде, проявлял пленки, печатал позитивы, пропускал их через звукопроектор и слушал. О тембрах и гармониях сперва не очень заботился. Хотелось опять и опять получить рисованный звук, рисованную мелодию. И выходило! Странные голоса пели то, что замышлял изобретатель, — теперь уже без всяких предварительных записей музыкальных инструментов. Но каким адским трудом это давалось! Работа шла черепашьими темпами. Никак не удавалось освободиться от досадных щелчков на стыках заснятых кадров.