Некоторые ученые Фермилаба восприняли всю эту историю как вторжение непосвященных в запретную область. Они хотели проводить совещания и открыто высказывать свое мнение, не боясь, что о нем заговорят в Интернете. Некоторым не понравилось, что результаты были обнародованы до официального рецензирования. Правда, в данном случае все результаты прошли через два уровня внутреннего контроля, были разрешены для публикации в пресс-релизе, и внешние эксперты вряд ли могли найти какие-либо вопиющие ошибки в работе. Пожалуй, самой чувствительной проблемой было то, что в постах, написанных одним человеком, трудно в полной мере разъяснить, что его данные — результат работы многих, иногда сотен людей. Идея ведения блогов, похоже, противоречит духу командной работы, неизбежно выпячивая личность блогера.
Перепалка по поводу этичности ведения блогов закончилась, когда представителями от CDF стали физики Роберт Розер и Якоб Кенигсберг. Розер никогда не считал, что Конвей или Дориго нарушили какие-то законы, говоря о своих исследованиях в блогах, но был сильно удручен некоторыми публикациями в СМИ. “Это был первый случай, когда статьи были написаны не по материалам научных публикаций, а по постам в блоге, — сказал мне Розер на встрече в диспетчерской CDF . — Разброс мнений тогда среди физиков был огромный — от “Любая реклама хороша” до “Как мы могли допустить это”.
Оба представителя CDF -детектора совместно выработали правила, определявшие, что можно, а что нельзя писать в блогах. Физики настоятельно призвали не трясти грязным бельем на публике, уважать коллег и не писать в блог о результатах до их официального одобрения. В принципе тот, кто выполнил большую часть работы, имеет право первым сделать ее результаты достоянием общественности, но по общепринятым правилам только то, что утверждено на внутренних совещаниях, может быть обнародовано, причем в любом месте и любым способом. “Все дело в том, — справедливо отметил Розер, — что физики, работающие в области высоких энергий, только сейчас начинают понимать, как нужно вести себя в Интернете”.
В конце лета команда Конвея приготовилась анализировать последние данные по столкновениям на “Теватроне”. Если бы пик остался или ощутимо вырос, это было бы верным признаком того, что бозон Хиггса нашелся и мы действительно живем в суперсимметричной Вселенной. Когда все проверки были сделаны, Конвей запустил программу. График нарисовался примерно через секунду. Пусто. Пик исчез. Хотя Конвей и ожидал чего-то подобного, он был ужасно разочарован. В своем блоге он подвел итог: “Итак, поиски зверя продолжатся. Матушка-Природа любит поводить нас за нос!”
Тот год был похож на американские горки — взлет, падение, взлет, падение. Позже Конвей с грустью вспоминал чувства, которые он испытал в субботу утром, сидя в полном одиночестве перед своим ноутбуком в ЦЕРНе, тогда, когда он в первый раз заметил пик на графике. Это были именно те чувства, которые приводят многих людей в науку. “Вы всем сердцем надеетесь, что когда-нибудь обнаружите что-то действительно новое, такое, чего до вас никто в мире не видел, — сказал он мне. — Вы мечтаете совершить великое открытие...”
Прежде чем найти Ярмо и отправляться с ним обратно в Чикаго, я попытался встретиться с Дмитрием Денисовым — одним из представителей команды детектора DZero в Фермилабе. Денисов учился в Москве, он закончил один из самых лучших вузов России — Физико-технический институт. Я спросил его, были ли у стареющего “Теватрона шансы найти частицы Хиггса до того, как новенький церновский Большой адронный коллайдер возьмется за это дело? Денисов — настоящий оптимист. “Если “Теватрон” проработает еще несколько лет, — сказал он мне, — существует пятидесятипроцентная вероятность того, что мы найдем частицы Хиггса, правда, если они не слишком тяжелые. Мы полны энтузиазма. Мы знаем, как делаются открытия”, — сказал он.
19 сентября 2008 года Лин Эванс находился в офисе ЦЕРНа. Он был занят — разговаривал с сотрудниками. Неожиданно зазвонил его мобильный телефон — звонок поступил из диспетчерской. Что-то пошло не так, и Эванса попросили поскорее прийти. Лин помчался по кампусу в здание, где технический персонал занимался последними приготовлениями к включению Большого адронного коллайдера— уже для разгона потоков частиц и сталкивания их друг с другом. То, что он увидел, повергло его в ужас. Он не мог поверить своим глазам — везде мигала сигнализация, вакуумная система была разрушена, множество магнитов сгорело, датчики показывали, что огромное облако газообразного гелия быстро распространяется по туннелю, в котором располагался гигантский ускоритель. Катастрофа вызвала аварийное отключение.
Читать дальше