Виктор Тростников - Быть русскими – наша судьба

Это были страшные люди. Страшны они были не потому, что обладали от природы патологической жестокостью. По своей человеческой натуре многие из них были добрыми и благожелательными к окружающим, готовыми в частной жизни помочь человеку, нуждающемуся в помощи. Но они были фанатиками, слепо верящими в учение Маркса, как в абсолютную божественную истину, и это делало их опаснее любых обычных злодеев. Ведь боготворимое ими учение было неосуществимой утопией, а они скорее согласились бы умереть, чем от него отказаться. Люди, одержимые бредовой идеей, всегда были и всегда будут, но они обычно доставляют неудобства только своим близким, а если чересчур активизируются, их помещают в психушку, так что трагедия лжеверия разыгрывается лишь в каком-то узком кругу и в их собственной душе. А тут фантазёры, страдающие навязчивыми комплексами, не просто находились на свободе, но и сумели захватить руль управления государством, заразив часть населения своей страстной убеждённостью, характерной для психопатов. И расплачиваться пришлось не только этим психически неполноценным «вождям», компенсировавшим свою духовную ущербность принятием простой до примитивности схемы, но всему великому, талантливому, но слишком доверчивому русскому народу.

Для тех, кто не видит в убежденных революционерах никакой патологии, а считает их элементарными злодеями, демагогами и хапугами, приведу любопытнейший факт, зафиксированный в учебнике психиатрии профессора Сербского, выдержавшего не одно издание. Согласно медицинской статистике, в периоды революций (не только нашей) число зафиксированных шизофреников резко уменьшается. Это может свидетельствовать лишь о том, что в эти кризисные времена общество утрачивает объективные критерии психоза, и паранойя, заключающаяся в одержимости бесом «построения нового мира», перестает считаться болезнью, так что эта группа психологов выпадает из статистики.

От некоторых деталей схемы инстинкт самосохранения, как мы видели, заставил партию втихомолку освободиться. Но главное в ней оставалось для них священным. А главным элементом Марксовой схемы была теория смены общественных формаций, каждая последующая из которых выше предыдущей по уровню производства материальных благ. В такой смене и состоит смысл всего, что делает человечество, это – основной вектор исторического развития. На фазе перехода от капиталистической формации, производительность которой перестаёт уже отвечать выросшим материальным потребностям, к социалистической он совершается не сам собой, а усилиями пролетариата, разгадавшего, благодаря Марксу, императив истории путём совершения социалистической революции. Таким образом, оправданием Октябрьского переворота и Гражданской войны была теория прогрессирующих формаций – если неверна эта теория, большевикам не надо было устраивать своей революции. Поэтому отказаться от неё – означало бы признать свою неправоту в самом коренном вопросе, а признать её партия, конечно, не могла. Сделать это было бы всё равно что посыпать голову пеплом, покаяться перед народом и уступить место кому-то другому. И до самого конца, до того момента, когда строительство коммунизма, в который никто уже не верил, было отменено, сдавая одну марксистскую позицию за другой, они продолжали утверждать, что социалистическое хозяйство продуктивнее капиталистического и мы выиграли экономическое соревнование с Западом. Собственно, падение советской власти и было признанием, что это утверждение не подтвердилось, ибо эта власть была неразрывно связана с теорией прогрессирующих формаций.

Двадцатые годы не дали веских подтверждений этой теории. Если по сравнению с периодом разрухи товарная масса в стране как-то выросла, то это в основном за счёт НЭПа и индивидуального крестьянского хозяйства. Его и надо было в первую очередь уничтожить, чтобы социалистический эксперимент был чистым. Так началась тяжелейшая война большевиков с русским крестьянством, потребовавшая, по признанию Сталина, большего напряжения, чем война Гражданская. Впрочем, по сути дела, это и была вторая гражданская война, принёсшая больше жертв, чем первая.

Но теория совершенствования общественных формаций не являлась первопричиной этой кровавой эпопеи. Надо копнуть глубже. Маркс сам признался, что он не оригинален и опирается на три источника: французский социализм, английскую политэкономию и немецкую классическую философию. Как отец лжи, дьявол, ничего не способен придумать сам и всё ворует у Бога, бессовестно извращая и переворачивая с ног на голову, так и его лжепророки постоянно прибегают к плагиату. Марксова схема скачкообразно повышающих своё качество формаций есть простая «калька» с гегелевской схемы развития Абсолютной Идеи, которая проходит несколько стадий по диалектическому принципу отрицания отрицания и останавливается на конституционной монархии и философии Гегеля. Подобно этому «исторический материализм» кончается коммунизмом.