Александр Казин - Последнее царство. Русская православная цивилизация

Совершенно то же самое, хотим мы этого или нет, происходит ныне во всем мире в области государственного строительства. Великому православному мыслителю К. Н. Леонтьеву принадлежат две формулы, значение которых со временем не только не исчезает, но даже увеличивается: «средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» и «национальная политика как орудие всемирной революции». Константин Леонтьев был смелый человек, не боявшийся называть вещи их собственными именами. Создав «упростительное» и «смесительное» общество, где все продается и покупается (т. е. святость и грех, гений и бездарность социально уравниваются посредством их всеобщего рыночного эквивалента), Европа, согласно Леонтьеву, произвела на свет и соответствующую такому обществу парламентскую государственность, единственная задача которой – поддержание рыночного status quo. Следовательный буржуа, заседающий в палате лордов, – вот что ненавистно Леонтьеву. «Не ужасно ли и не обидно ли было бы думать, что Моисей входил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арбеллами, что апостолы проповедовали, мученики страдали, живописцы писали и рыцари блистали на турнирах для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально» или «коллективно» на развалинах всего этого прошлого величия?» (5). Впоследствии, и именно применительно к государству, эту тему развил И. А. Ильин в своей книге «О монархии и республике», где с блеском показал, что монархия и республика отличаются прежде всего сознанием чести и свободы. Если царская власть покоится в первую голову на доверии и любви верных (верноподданных) к помазаннику Божию, который как отец заботится о них и отвечает за них перед лицом Создателя, то республика строится на формальном праве всеобщего («смесительного», как сказал бы Леонтьев) равенства, озабоченного главным образом гарантиями себеподобия избираемых руководителей. Демократия избирает не лучших, а себе подобных, т. е. выгодных, послушных, удобных исполнителей. Таким образом, и здесь происходит обмен первородства на чечевичную похлебку, и здесь государство, подобно хозяйственной жизни, отделяется от Церкви, т. е. от средоточия чести и свободы человека как сына Божьего, приобретая взамен юридические гарантии его неприкосновенности в качестве раба собственного мещанства. Королю, как и Богу, отводится отдельный – в прямом смысле декоративный – угол дома. Строго говоря, современные бельгийцы или норвежцы являются королевскими подданными не в большей степени, чем Христианами: ни Бог, ни король у них не правят, а лишь символизируют нечто – в первую очередь историческую память.

За неимением места я не буду специально останавливаться здесь на положении в духовной культуре, т. е. в искусстве, науке, философии. Скажу только, что покинув после эпохи Возрождения ограду храма и абсолютизировав своего эмпирического автора (в отличие от вечного Творца) – отдельного индивида, духовная культура современного Запада пожинает плоды гуманизма. В круге ее достижений встречаются выдающиеся создания, еще больше в ней просто талантливого, мастерского, красивого – но точно какой-то туман висит вместе с тем в культурных пространствах Европы и Америки. Еще в 1943 г. замечательный немецко-швейцарский писатель Герман Гессе назвал этот туман «фельетонистической эпохой», когда пишутся романы, создаются симфонии, ставятся спектакли и кинофильмы, и вместе с тем все это как бы несерьезно, «понарошку». И авторы и публика в рамках подобной культуры слишком хорошо знают, что искусство (как и наука, и философия) – это профессия, которая приносит одним – удовольствие, а другим – деньги. Тут никому не придет в голову спрашивать, к примеру, у кинорежиссера, в чем смысл жизни, потому что его фильм смотрят как бы между делом, обняв одной рукой подругу, а другой придерживая пакетик к «чипсами». Точно так же, скажем, философ не станет выкалывать у себя глаза, даже придя к выводу о полной несостоятельности чувственного познания (как это сделал в свое время Демокрит). Нынешняя буржуазно-демократическая культура – это очень хорошо очерченные правила игры, называемой постмодернизмом, где «верх» и «низ», «правое» и «левое» давно заключили между собой цивилизованный союз («плюрализм») и даже вообще поменялись местами до полного неразличения. Сегодня это называется сетевым мышлением, «нетократией». По существу, это растянутая во времени духовная смерть («пост-жизнь»). А в чьем ведении находится «держава смерти»? Не ее ли хозяин правит бал на современной культурной и политической сцене?