Марк Аврелий Антонин - Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями

Что нужно сделать, чтобы не причинять вред или хотя бы его уменьшить? Прежде всего, следует перестать бояться смерти. Эпикур тоже считал, что бояться смерти не надо, но предлагал просто отвлечься от нее и жить настоящим, потому что в настоящем пока смерти нет; иначе говоря, обращался к частному воображению. А для стоиков даже воображение было только общественным: мы все вместе должны научиться не бояться смерти, потому что иначе мы все вместе совершаем неразумные поступки – замыкаемся в себе, жадничаем, распутничаем. Кто-то от страха перед смертью превращается в потребителя, кто-то предается развлечениям, а кто-то начинает ненавидеть всех людей. Мы, говорят стоики, не сразу замечаем, как эти дурные качества проявляются, нам кажется, что мы ведем себя по-прежнему «нормально», но на самом деле мы уже кого-то обидели, а кого-то и ограбили. Поэтому нужно вместе не бояться смерти, следить за собой, избавиться вообще от всех страхов, кроме страхов перед реальными опасностями, и тогда государство, общество и природа (стоики не различали, в отличие от нас, этих трех реальностей) станут счастливыми.

Настоящий стоик, например, крупный политик или полководец, является «мужем» (vir) и проявляет во всем «мужество» (virtus). Это последнее латинское слово трудно перевести на русский: его переводят и как «добродетель», и как «доблесть», и как «мужество», а можно перевести, вспоминая прилагательное от него, и как «виртуозность». Можно обозначить это так: это не временный порыв, как звучит в нашем «мужестве» или «доблести», это выработанное человеком в себе состояние, которое и позволяет ему быть государственным мужем, предводителем, спасителем отечества, масштабно мыслящим политиком. Это «мужество» требует ясных решений, терпения, железной воли, и надо заметить, оно обычно немилосердно. Еще с точки зрения Аристотеля, «страх» и «сострадание» в трагедии – это нежелательные «страсти», которые надо преодолеть «катарсисом», и тем более стоики ненавидят не только страх, но и сострадание. Мужественный человек, конечно, должен быть щедрым, как солнце светить на всех и помогать всем, думать об общем благе, – но проникаться чувством, испытывать к кому-то слабость, кого-то спасать, забыв о других – это не для стоиков, это для христиан. Поэтому, скорее всего, стоики так не любили христиан – они казались им плаксами, ненадежными людьми, потенциальными предателями. Когда римские императоры, и среди них, к несчастью, и Марк Аврелий, обрушивали гонения на христиан, то жертвами гонений становились высокопоставленные люди – например, живший несколькими поколениями позже Диоклетиан казнил Георгия Победоносца и Димитрия Солунского, высших офицеров, командующих округами, боясь, что из-за склонности к милосердию и состраданию христиане могут струсить в ответственный момент на поле боя.

Когда мы говорим, что стоический философ – это государственный деятель, причем государственный деятель высшего ранга, здесь нужно два уточнения. Во-первых, стоик остается таким и в отставке – высший чиновник может попасть в опалу, но и в тесной камере или в ссылке он будет столь же доблестным, столь же властным над собой и над своими чувствами и столь же способный управлять реальностью и добиваться своего, как и на вершине власти и почестей. Он и на снегу разобьет сад, и деревню превратит в строгую столицу. Во-вторых, мы очень часто неверно понимаем саму античную философию, считая всех философов бородатыми чудаками из учебника, которые рассуждали о каких-то причудливых и далеких от жизни вещах. На самом деле все они были политиками, изобретавшими новые формы государственной жизни: например, Фалес, учивший, что все в мире произошло от воды, был предпринимателем и государственным деятелем, думавшим о какой-то протоимперии на базе греческих колоний в Малой Азии, для чего, конечно, надо было дружить с морем, развивать морскую торговлю, предсказывать погоду и урожай и заключать сделки. «Все произошло из воды» – это формула практического развития метеорологии, сельского хозяйства и военно-морской политики, а не просто наблюдения сидящего под оливой человека. Вообще, биографии очень часто упрощают дело: мы представляем себе Ньютона, на которого падает яблоко, а что Ньютон был научным бюрократом, писавшим множество писем, и что его бы не осенило, не будь он тесно вовлечен во все мировые научные дискуссии и упорное сотрудничество с десятками ученых, мы не задумываемся. Так и античные философы и стоики здесь не исключение: уча, что настоящий философ счастлив и в шалаше, собрав ягоды и попив воду из ключа, они мыслили об этих ягодах и воде не меньше, чем о Средиземном море и блистательных зданиях Рима.