Array Сборник статей - Сергей Иосифович Гессен

Но переход Гессена на русское отделение не уберег его от новых неприятностей. Так, в 1949 г. Комитет защиты мира организовал акцию «призыва» к ученым, имеющим широкий круг международных научных связей, вести на Западе пропаганду «мирной политики СССР». Активное проведение этой «акции» граничило с прямым шантажом. Но Гессен, несмотря на давление партийных активистов, отказался участвовать в этом унизительном фарсе. Еще одно тяжелое испытание ждало его на Всепольском педагогическом съезде: несправедливые нападки на «реакционного эмигранта» исходили от нескольких бывших его учеников.

Конечно, Гессена, как истинного философа, в этих тяжелых условиях спасала его неколебимая вера в смысл истории, уверенность в преходящем характере наступившей дикости. Но его сердце неумолимо слабело, и 2 мая 1950 г. С. И. Гессен скончался. Согласно его последней воле, он был похоронен с соблюдением православного обряда на Лодзинском православном кладбище. Похороны собрали на кладбище несколько сот человек. В лице Гессена преподаватели и студенты чтили не только русского педагога-эмигранта: это была явная антисталинская демонстрация. Над его гробом выступал друг покойного и его философский противник, профессор Котарбиньский. Свою речь он начал словами: «Нас оставил человек редкостного благородства, и большой мудрец…»

На кончину Гессена русская философская печать в эмиграции отозвалась рядом некрологов. Упомянем прежде всего полный теплых слов некролог о. В. Зеньковского [12] См.: Зеньковский В. Памяти С. И. Гессена // Возрождение. Литературно-политические тетради. Париж, 1951. Январь-февраль. С. 195; Он же. С. И. Гессен как философ // Новый Журнал. Нью-Йорк, 1951. № 25. С. 209–214. . Друг юности и соратник по «Логосу» Ф. А. Степун отозвался дружескими воспоминаниями ранних лет совместной работы по «Логосу» [13] Степун Ф. Памяти С. И. Гессена // Новый Журнал. Нью-Йорк, 1951, № 25. С. 215–218. . Затем наступило полоса долгого забвения…

Это замалчивание имени Гессена продолжалось довольно долго и в польских научных кругах, и тем более в советской историко-философской науке. Лишь в Италии педагогическая деятельность Гессена была оценена по достоинству. Можно уверенно сказать, что философия педагогики Гессена реально повлияла даже на ход реформ в итальянской школе. Его труды не раз переводились на итальянский язык. Известный педагог Луиджи Вольпичелли пропагандировал его идеи в публиковавшейся издательством «Авио» серии «Проблемы педагогики» [14] В серии «I problemi della pedagogia» вышло 9 работ Гессена; помимо чисто педагогических сочинений были изданы также «Платоновские и евангельские добродетели» (1952) и «Мое жизнеописание» (1956). . Интерес к педагогическим идеям Гессена в Италии вполне оправдан: для родины Бенедетто Кроче соединение социально-либеральной ориентации с философским идеализмом было вполне понятно и объяснимо. Со временем и Польша признала выдающиеся заслуги Гессена в области философии культуры, теории педагогики. С конца 50-х гг. стали издаваться его педагогические и философские сочинения [15] См.: Hessen S. Struktura i treśc szkoły współczesnej. Wyd. 2. Wrocław, 1959; Hessen S. Studia z filozofii kultury. Słowo wtsępne: A. Walicki. Warszawa, 1968; Hessen S. Filozofia. Kultura. Wychowanie. Wstęp.: Nowacki. Wyb. i oprac.: M. Hessenowa. Wrocław: Ossolineum, 1973. .

В философии Гессена острое ощущение глубокого кризиса европейской цивилизации, в том числе и кризиса европейского либерализма, соединилось с твердой уверенностью в том, что «вечная истина» этой цивилизация, так же, как и «вечная истина» либерализма, будет спасена. Непоколебимому оптимизму гессеновской философии всеобщего примирения сопутствовал уверенный спокойный героизм стоического толка. Таков был его способ противостояния тем настроениям катастрофизма, которые были так распространены в то время, в которое ему пришлось жить. В молодости Гессен видел Первую мировую войну, затем – падение царизма, большевистская революция и гражданская война; в зрелом возрасте – появление тоталитарных режимов, ужасы нацистской оккупации в Польше и наконец крах «старого мира» в Восточной и Центральной Европе. Даже расцвет философской и литературной культуры в предреволюционной России был проникнут предощущением трагедии. Многие русские мыслители того времени воспринимали грозящую катастрофу как полное тайны провиденциальное событие – как наказание за прежние грехи России и возможную надежду на мессианское возрождение. Стоит в связи с этим вспомнить знаменитое стихотворение В. Брюсова «Гунны»: