Николай Бердяев: Истина и откровение, Пролегомены к критике Откровения

Очень глубокое потрясение старой идеи Истины мы находим у Маркса. Он усомнился в идее универсальной, общеобязательной истины, и с этим связано [у него] раздирающее логическое противоречие. При этом марксизм считает себя рационалистической доктриной. Неверно сказать, что Маркс в чем-то усомнился, ибо он ни в чем не сомневался. Он объявляет страстную борьбу старому пониманию теоретической, интеллектуальной Истины, которая в прошлом объединяла очень большую часть мыслящих людей, для которых познание было отделено от жизни. То, что люди почитали за Истину, было лишь отражением социальной действительности и происходившей в ней борьбы. Всякая идеология есть лишь надстройка над экономикой, которая есть первичная реальность. Маркс хочет обличить иллюзии сознания, порожденные обществом, в котором происходит классовая эксплуатация и классовая борьба, иллюзии религиозные, философские, моральные, эстетические и пр. Он часто очень справедливо обличал классовую ложь, классовое искажение Истины, но, к сожалению, он отождествлял Истину с человеческими условиями восприятия Истины, которые социально детерминированы.

Поэтому Истина превратилась у него в орудие социальной классовой борьбы, высшая для него Истина превратилась в орудие борьбы за социальную революцию. Не только ложь была классовой, что, может быть, совершенно верно, но и Истина была классовой. У пролетариата другая Истина, чем у буржуазии. Не может быть универсальной Истины, объединяющей человечество, как не может быть и универсальной морали. Это было своеобразной формой прагматизма, хотя материализм Маркса, очень спорный и противоречивый, требовал реализма в смысле соответствия Истины познания с реальной действительностью. Этот реализм был особенно наивным у Ленина. Но Истиной все-таки оказывалось то, что полезно и плодотворно для революционной борьбы пролетариата. Истина познается в praxis[4], только в практическом действии обнаруживается реальность. Истина должна способствовать победе социализма, только такая истина признается и ценится, так же как только такая свобода признается и ценится. Маркс был учеником Гегеля, он вышел из германского идеализма и глубоко усвоил себе гегелевскую диалектику, перевернув ее. Гегелевская диалектика помогла ему понять Истину релятивистически, подчинив ее текучести исторического процесса. Диалектическое понимание Истины означает превращение ее в орудие исторической борьбы за силу и власть. Поклонение исторической силе Маркс получил от Гегеля. И марксисты, которые часто вульгаризируют Маркса, злоупотребляют диалектикой для оправдания какой угодно полезной лжи. Вульгаризация была в том, что сам Маркс не был утилитаристом и с презрением говорил о нем как о мелкобуржуазной идеологии. Но доктрина марксизма заключала в себе опасность каких угодно полезных для данного момента выводов, опасность грубой апологии силы. Человеческое общение на почве Истины для марксистов стало почти невозможно, невозможен стал самый спор, ибо мнение всякого критикующего марксизм рассматривается как идеологическая хитрость классового врага. О надмирной Истине, возвышающейся над борьбой интересов, не могло быть и речи. Но марксизм в своем понимании Истины раздирается логическим противоречием, которое ввиду крайнего догматизма марксистов не замечается. Если истина, как всякая идеология, есть лишь надстройка над экономикой и отражение социальной борьбы данного исторического момента, то во что превращается Истина, на которую претендует самый марксизм? Есть ли марксистская истина лишь отражение и выражение борьбы пролетариата с капиталистическим строем и буржуазией, лишь полезное орудие борьбы, или она есть наконец открытие сущей Истины, которая может претендовать на универсальное значение? В первом случае марксистская истина не может претендовать на большую истинность, чем все остальные истины, утверждающиеся в истории, она лишь полезна и плодотворна в борьбе за возрастание силы, и за победу рабочего класса, и за осуществление социалистического строя. Почти религиозные притязания, которые имеет марксистская доктрина, мессианские надежды, которые обосновываются этой тоталитарной, интегральной доктриной, падают. Марксисты не согласятся на то, чтобы их учение ввели в ряд других учений. Но во втором случае, если допустить, что наконец в середине XIX века совершилось чудо и была открыта Марксом сущая Истина, настоящая Истина, имеющая универсальное и даже абсолютное значение, не отражение только экономики своего времени, не полезное только орудие борьбы, а истина, открывающая тайну исторического процесса, то падает само открытие. Значит, возможно открытие Истины, которое не зависит от экономики и полезности в классовой борьбе, которая возвышается над исторической действительностью. Марксисты, тоталитарные, а не частичные марксисты, принуждены склоняться то к одному, то к другому решению, не возвышаясь над противоречием. Во всяком случае, марксизм хочет подчинить истину релятивизму исторического процесса и этим обнаруживает кризис идеи Истины, характерной для целой эпохи. Марксизм считает, что бытие определяет сознание и на этой почве дает неверную классификацию философских направлений на идеалистическое и материалистическое, при которой Фому Аквината нужно признать материалистом. Но предполагается, что единственное бытие есть бытие материальное, в жизни историческо-экономическое бытие. Этим догматическим предположением все оказывается искаженным. Марксизм отрицает и универсальность Истины, и ее индивидуальность, универсальное и индивидуальное тонет в коллективном.