Энди Мерифилд - Магический Марксизм. Субверсивная Политика и воображение

Часто авторы книг пишут предисловие в последнюю очередь, и я в данном случае не исключение. Предисловие позволяет писателю заново проследить ход мыслей, перепроверить их порядок и обоснованность в тот момент, когда дело сделано и работа завершена. Можно подумать более-менее спокойно и заново представить себе текст так, как если бы он всё еще оставался невоплощенной идеей. Когда я сочинял это предисловие, ретроспективно, мне представлялись важными для книги три ключевых фактора. Первый – это решение, которое я принял в 2003 году: отказаться от академической карьеры и отправиться жить во французскую глубинку. Я похоронил себя сначала в Верхней Савойе, в горах, а затем, пару лет спустя, перебрался на плоскогорье Центрального массива, в Овернь, один из беднейших французских регионов. Расставшись с городской жизнью (Нью-Йорком), а также с миром стабильной оплачиваемой работы, я не был уверен, говорит ли во мне марксистский дух или желание от него убежать. До того времени я полагал, что радикальный марксизм означает принятие на себя внутренних обязательств, обитание в местах силы вроде больших городов, а не ускользание, дауншифтинг и бегство из них в призрачный маргинальный мир, далекий от городской жизни. По иронии судьбы, на выбор убежища меня вдохновил Ги Дебор, еще один марксист и бывший горожанин, пытавшийся скрыться от спектакля в 1970-е годы – «отвратительные семидесятые», как он их называл, – и осевший в той же Оверни, в доме, окруженном высокой каменной стеной. Вид из окон дома, как он любил говорить, «открывался прямо на Млечный Путь» [6] Debord G . Panegyric Volume One. London: Verso, 1991. P. 48. .

Как оказалось, этот дом стал, по Клаузевицу, своего рода крепостью, где Дебор укрылся после 1968 года, льдиной, нарушавшей стремительное течение реки, которое либо прибивало людей к берегу, либо увлекало их за собой. Клаузевиц говорил, что значение обороны – значение крепости – слагается из двух элементов: пассивного и активного. Последний нельзя мыслить без первого. Крепости, даже без активного гарнизона, являются элементом «непосредственной защиты», служат заставами на дорогах и на реках. Соответственно, они превращаются в «оазисы в пустыне», «щиты против неприятельского наступления», «истинные контрфорсы всей системы обороны» [7] Клаузевиц К., фон. О войне. М.: Эксмо, 2007. С. 316. . Крепость как пассивный элемент обороны призвана предотвратить продвижение неприятеля, усложнить это передвижение и сделать опасным: оттуда можно предпринять активную атаку и отправить гарнизон на перехват противника.

Вскоре после моего прибытия в Овернь я понял, что призрак Дебора продолжает жить: не только как нечто ощущаемое почти физически, но также как политическая реинкарнация. Меня окружали, зачастую затаившись в небольших деревушках и маленьких общинах, группы людей, построившие крепости как активные и пассивные элементы обороны и создавшие целые новые коллективные ее системы против общества спектакля и культуры потребления. И с таких аванпостов, из такого «нового подполья», «новых резерваций» они время от времени предпринимают фронтальные атаки против этой вырождающейся системы. Идея «нового подполья», или «новой резервации», принадлежит мистику и сюрреалисту Андре Грегори, персонажу фильма Луи Малля «Мой ужин с Андре»: люди объединяются, пророчески говорит Грегори, в желании создать новую практическую концепцию того, как надо жить и действовать в наши новые темные времена. Перед нами мелькают, говорит он, «новые островки безопасности, где главенствует историческая память и человеческое существо может продолжать мечтать и действовать» [8] Эта великолепная и умная кинопьеса 1981 года представляет собой диалог между романтиком-мечтателем и реалистом-скептиком за ужином в нью-йоркском ресторане. Сценарий, написанный Уоллесом Шоуном и Андре Грегори, доступен в форме книги и потому может быть внимательно прочитан. «Видишь ли, – пускается в объяснения Грегори, – я не перестаю думать о том, что нам нужен новый язык, язык сердца, язык, где язык не нужен, – это будет новый вид поэзии, поэзии танцующей пчелы, сообщающей нам о том, где находится мед. И я думаю, что для создания этого нового языка мы должны научиться проникать в зазеркалье, научиться воспринимать мир по-новому, чтобы почувствовать единение со всеми вещами и внезапно всё постичь» ( Shawn W., Gregory A. My Dinner with André. New York: Grove Press, 1981. P. 95). . И эти островки возникают не только в приютившей меня Верхней Луаре, но и в соседних департаментах Лозер, Аверон, Коррез – если называть только некоторые, где люди борются за утверждение terra novas [9] Новых земель ( лат. ) и за новую магическую географию воображения, новые островки безопасности, вдохновляясь мечтой, страстным желанием делать нечто более самостоятельное, более осмысленное в наши новые темные времена.