Мы всё еще здесь. И электрички вот стали совсем не ходить: чтоб иметь прибыль, они не стали поднимать цены, а прочесали расписание. Тоже мне способ: некуда ведь деться и ехать очень надо, а не просто хочется. Так и трясемся друг на друге.
Я промаячил в середине вагона чуть не полдороги, пока не образовалось уединенное место. В дребезжащем покое достал стопку бумаги и, не обращая внимания на косой глаз соседа (черта он поймет в этих каракулях), погрузился в возникающий диалог:
Чужеземец: эй, приятель! Что ты тут делаешь?
Незнакомец: отдыхаю.
Чужеземец: а куда ты идешь?
Незнакомец: из города.
Чужеземец: я не спрашиваю, откуда ты идешь: ясно, что ты идешь из этого города.
Незнакомец: тем не менее, я иду из города. Даже когда я вхожу в какой-нибудь город, я помню, что иду из другого города и выйду из этого. Поэтому не очень-то интересуюсь им, ведь все равно я из него выйду.
Чужеземец: но сейчас ты сидишь и это мне по дороге: признаться, я немного устал и, если ты не возражаешь, я готов нарушить твое уединение.
Незнакомец: что ж, давай поговорим.
Чужеземец: кто ты?
Незнакомец: я – ученый.
Чужеземец: ты что-то исследуешь?
Незнакомец: нет, скорее я размышляю.
Чужеземец: тогда ты не ученый, а философ.
Незнакомец: нет, я – ученый, потому что у меня есть предмет размышлений.
Чужеземец: каков же он?
Незнакомец: я сам.
Чужеземец: впервые вижу ученого мыслителя-одиночку. Разве такое возможно? На ученом греческом языке мышление называется dianoia, а это означает, что в нем участвуют хотя бы двое: ведь это разговор, соревнование, совместное действие.
Незнакомец: размышление – занятие укромное, но в нем действительно участвуют двое: я сам и Богъ во мне.
Чужеземец: это как совесть?
Незнакомец: нет. Это противоположно совести. Со-весть – система запретов и табу, которые в принципе нельзя обсуждать и по поводу которых в принципе нельзя размышлять. Это надо только выполнять, а если нарушаешь, то беспричинно и против собственной воли начинаешь страдать и мучиться. Совесть – основа и остов нашего сознания и когда мы позволяем себе своевольно вторгнуться в ее пределы и устои, наступает раскаяние.
Чужеземец: что же такое размышление?
Незнакомец: мышление или размышление, логически законченная единица мышления, dianoia, в отличие от совести, которая есть наша неосознаваемая память о предыдущих инкарнациях (именно поэтому совесть сильней нас), всегда актуально, оно находится в презенсе, оно – настоящее и только для этого существует.
Чужеземец: что же тогда обращено в будущее?
Незнакомец: строго говоря, никакого будущего нет и быть не может, но коль скоро мы придумали себе такую несуществующую сущность, то нам и пришлось придумать для нее нечто в себе для обеспечения этой сущности. Мы, например, обеспечиваем себе будущее верой, надеждой и любовью.
Чужеземец: страхом – также.
Незнакомец: ты прав, Чужеземец. И страхом. Но если вера, надежда и любовь – это средства будущего в нас как вместителях Бога, то страх – дьявола.
Чужеземец: и, так как действия дьявола контролируются Богом, можно сказать, что страх Божий – добро, творимое силами зла. Я, кажется, стал понимать, что говорил Фаусту Мефистофель во время презентации. Но вернемся к предыдущей мысли: за совестью следует раскаяние, а за мышлением?
Незнакомец: за dianoia следует metanoia – покаяние. Для покаяния не нужно греха. Покаяние доступно и святому. Мне даже кажется, что весь смысл Тайной вечери – в покаянии Исуса, еще не Христа, но уже свершившего свой человеческий путь. Впереди – признание себя Богом, когда он заявит на Малом Синедрионе «Я есть», Голгофа и вокрещение как Богослияние.
Чужеземец: почему же Он вскричал на кресте «Или, или, лама самахфани!»?
Незнакомец: Богъ покинул человеческую суть Исуса, чтобы крестом и вокрещением войти в Него Богом. Кричал человек, покидаемый Богом, как человек. Человек должен был умереть, как то зерно, чтобы дать жизнь. Исус выполнил собственную притчу, чтобы своей смертью человека попрать смерть вообще и стать бессмертным.
Чужеземец: и оставить нам эту надежду, веру и любовь на возможность бессмертия. Я правильно тебя понял? Кстати, у нас часто метанойю называют рефлексией.
Незнакомец: и это почти верно. Тончайшее различие между ними заключается в том, что рефлексия охватывает не только наше мышление, но и наши действия и наши слова.
Чужеземец: только в том случае, когда они окрашены и охвачены мышлением, а потому – само мышление.
Читать дальше