Екатерина Осоченко - Ресурсные сказки для усталых мам

Да и так ли это важно на самом деле?..

Когда мама развешивает после стирки бельё, я понимаю, что она немного колдунья.

Балконная дверь открыта, снаружи ветренный сухой день. Я лежу на полу. Сквозняк пахнет мокрым бельём, стиральным порошком и маминым фартуком. Ветер обдувает меня и ласково поглаживает мои волосы.

Я вижу мамины руки. Как ветки деревьев с листьями – они машут где-то высоко от меня, метут серый осенний небосклон детскими трусиками, маечками, футболками моими и брата, школьными блузками и крошечными платьицами моих сестёр.

Мама развешивает их в строгом порядке. И я думаю, на всё у неё есть своё объяснение. Вот рядышком – два цветных платья моих сестричек, они скреплены одной прищепкой посередине – чтобы шли по жизни дружно, крепко держась за руки. Она им говорит иногда: «девочки, живите дружно». Впрочем, с другого краю каждое платьице прихвачено ещё одной – собственной прищепкой. Это для того, чтобы у каждой из близняшек всё же было и своё личное счастье.

Школьные блузки старшей сестры повисают на плечиках, аккуратно расправленные. Их мама старательно застёгивает на несколько пуговиц – видимо, чтобы не унёс ветер. Она часто вздыхает – «ох, у тебя ветер в голове» и говорит сестре, чтоб та «не выставлялась» перед мальчиками. Сейчас я понимаю, что мама имеет в виду. Крючок каждой вешалки с этими блузками для надёжности ещё и прицеплен крепкой прищепкой к бельевой верёвке – я чувствую, что маме так не хочется выпускать мою сестру из родного дома, хочется подольше держать рядом с собой «умницу, красавицу, мамину помощницу».

Майки и трусы моего брата мама также развешивает очень внимательно и попарно, прицепляя трусы рядом с футболкой – чтобы «низ» и «верх» жили в ладу; временами она говорит ему «тебе не хватает цельности». Видимо, это колдовство – про его цельность.

Что же до меня, то мои вещи почему-то наоборот она развешивает в таком порядке: сначала достаёт из тазика все трусы, и располагает их друг за другом, от тёмных до самых светлых, а потом расправляет и вывешивает футболки – от светлого к тёмному. Я вижу, что это очень красиво. Она будто говорит мне этим узором: «пожалуйста, держи свои вещи в порядке, ведь это так здорово».

Место на бельевой верёвке закончилось. Жёлтый тазик опустел. Мама прижимает его к животу, поворачивается ко мне и её глаза улыбаются. На сером небе – нарядный узор из наших одежд. Ветер принимается пробовать его на прочность – но все элементы цветной мозаики сидят крепко, каждый на своём месте. Ветер крутит верёвку, как прыгалку – и бельё машет крыльями, пытаясь догнать осенних птиц.

Мама улыбается. Она поняла, что я разгадал её колдовство. Мы молчим. Мне хорошо и спокойно. Я чувствую, что все мы в её заботливых руках.

Моей Маме Наталье Ерашовой и всем женщинам моего Рода

…В сундуке мама хранила пух и перья. Копила их всю жизнь, сколько себя помнила. Сундук достался ей от бабушки, а та унаследовала его от прабабушки. А прежде неё, видимо, была прапрабабушка – далее след терялся в хитросплетениях линий женских судеб.

Каждая из прародительниц, по всей видимости, добавляла в сундук новые перья – они были такие разные! Больше всего, конечно, нежных, белых, со снежным хрустким узором. Встречались и сказочные, блестящие, перламутро-лазоревые – когда держишь такое перо в ладонях, кажется, что оно светится. Некоторые, напротив, были простенькие серые, ничем не примечательные, от них веяло теплом сеновала и домашним уютом. Были в сундуке и перья чёрные – какие-то демонические, вОроновы; они блестели так, что смотреть на них подолгу было страшновато.

Осознание того, что это её собственный сундук, наполняло маму тихим торжеством – у неё было не так много секретов и совсем мало вещей, о которых никто не знал.

С каждым новым ребёнком у мамы добавлялось перьев и пуха – незаметно от домашних она выщипывала их у себя на животе, едва те появлялись, и поскорее прятала в сундук. Она и сама не знала, зачем. Но совершенно точно понимала, что не хочет выглядеть наседкой – с перьями-то на животе что за жизнь?

Сундук пополнялся: дети росли и требовали всё новых забот и условий.