Алексей Осипов - Что такое счастье

Этим критерием Православие принципиально отличается как от католицизма, в котором последним гарантом истины является слово одного человека – римского папы, так и от протестантизма, где вероучение любой общины и даже одного человека оказывается столь же авторитетным, как и любых других, чем полностью перечеркивается само понятие истинности в религии. Это в том и другом случае пагубно отражается и на понимании духовной жизни.

В Православии понятие святости проистекает из единства опыта богопознания великих подвижников древней Церкви. Этот опыт является объективным критерием в оценке всех явлений духовной жизни и дает возможность христианину правильно оценить собственные духовные состояния. В современных условиях этот критерий особенно важен. Ибо понятие о духовной жизни все больше подвергается различным инородным влияниям. Мерилом духовности верующего нередко становится не любовь и доброжелательство к каждому человеку, не терпение недостатков ближнего, не честность в поступках, а такое понимание воцерковленности, которое всю религиозную жизнь сводит к исполнению внешних церковных установлений и/или «умовому», по выражению свт. Феофана Затворника, знанию христианского учения.

Отсюда, само понимание святости человека приобретает ложный характер. Она оценивается на основании народных слухов, плохо поддающихся проверке случаев прозорливости, исцелений, изгнания бесов, предсказаний и, особенно, чудес.

Вопрос о чудесах в оценке святости является чрезвычайно важным, поскольку для верующего, не знакомого с учением святых отцов, чудеса оказываются самым главным доказательством святости человека. Такой верующий даже не подразумевает, что чудеса могут иметь различную природу, исходить не только от святого человека, но и от находящегося в бесовской прелести, и даже от природных способностей человека, то есть могут иметь разные источники, и непонимание этого может привести к трагическим последствиям. Об этом предупредил верующих Сам Господь: Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам (Мф. 24: 24–25). Об этой опасности предупреждают и святые отцы. Так, например, преподобный Кассиан Римлянин (V век) писал: «… Никто не должен быть прославляем за дары и чудеса Божии… Ибо весьма часто… люди, развращенные умом и противники веры, именем Господа изгоняют демонов и творят великие чудеса » [25].

Чудеса, оказывается, сами по себе не являются определяющим признаком святости человека. Нужно крайне осторожно относиться к любым необычным явлениям и – пока нет возможности удостовериться в характере происшедшего и, прежде всего, в духовной целостности совершителя – не спешить принимать их за чудо Божье. Не чудеса свидетельствуют о святости человека, а, напротив, святая жизнь того, через кого они совершаются – вот что доказывает их истинность.

Но лжечудеса, как правило, происходят с теми, кто ищет чудес или внутренне считает себя достойным видеть и получать их, кто впал в самомнение (прелесть), кто ищет исцеления любой ценой, нисколько не задумываясь о том, каков источник этого исцеления, и что принесет оно душе – пользу или вред.

Один из опытнейших духовных наставников XIX столетия святитель Игнатий (Брянчанинов) подробно пишет о гибельности легковерия чудесам и искания их [26]. В одном из своих творений он приводит слова преподобного Кассиана Римлянина: « Чудеса, возбуждая удивление, мало содействуют святой жизни ». И объясняет, что в отличие от язычников, не думающих о будущей жизни и жаждущих чудес для земного благополучия, христианин должен искать пользы душевной, исцеления от страстей для достижения вечности. Более того, святитель Игнатий, видя языческий настрой народа, предупреждает и предсказывает:

«С течением времени, с постепенным ослаблением христианства и повреждением нравственности, знаменоносные мужи умалялись. Наконец, они иссякли окончательно. Между тем человеки, потеряв благоговение и уважение ко всему священному, потеряв смирение, признающее себя недостойным не только совершать знамения, но и видеть их, жаждут чудес более, нежели когда-либо. Человеки, в упоении самомнением, самонадеянностью, невежеством, стремятся безразборчиво, опрометчиво, смело ко всему чудесному, не отказываются сами быть участниками в совершении чудес, решаются на это, нисколько не задумываясь. Такое направление опасно более, нежели когда-либо. Мы приближаемся постепенно к тому времени, в которое должно открыться обширное позорище [27] многочисленных и поразительных ложных чудес, увлечь в погибель тех несчастных питомцев плотского мудрования, которые будут обольщены и обмануты этими чудесами » [28].