Николай Скурихин - О движении, пространстве и времени

Указанные три аспекта, обусловливающие трудности научного познания мира, как сказано, требуют другого места рассмотрения.

Что дает такой взгляд на Вселенную, образованную своими противоположностями движения и покоя, энергии и пространства, сил отталкивания и гравитации, – для человека и его научных исследований?

Первое. Протяженность пространства и скорость движения подводят нас к понятию времени через их отношение. Время перестает быть одной из сущностей мировосприятия человека, существующих независимо от его сознания. Из предмета открытия человеком время переходит в разряд его изобретений. Наравне с использованием огня, и изобретения орудий его воспроизведения, с изобретением колеса, время попало в разряд изобретений, как способ выражения движения через свою длительность. Ее величина фиксируется с помощью другого изобретения человека – числа и системы счисления, – и открытых людьми периодических процессов вращения Земли вокруг своей оси и вращения Земли вокруг нашей звезды – Солнца. На протяжении трех с лишним тысяч лет людьми изобретены многие – многие виды и образцы приборов для измерения времени, именуемых часами, и большое количество календарей, для счисления и отсчитывания дней, недель и месяцев года.

Второе. Установленное учеными значение мировой константы – скорости света в космосе, – именно ее постоянное значение, позволяет однозначно связать время с пространством. При известном протяжении пространства через величину скорости света мы находим значение времени, ему соответствующее. Время оказывается эквивалентно и адекватно пространству: они оказываются взаимозаменяемыми. Такое их соотношение делает тавтологичным понятие пространственно-временного континуума, наполняющего наш космос и Вселенную. Пространственно-протяженная непрерывность наиболее правильно выражает сущность искривления и скручивания пространства не только по причине однозначности соответствия протяженности и времени, но и потому, что здесь учитывается не просто геометрия пространства, но и факт движения самих материальных объектов, обладающих массой, выражающих положительную гравитацию.

Третье. Представление о движении как основной сущности Вселенной, далеко отстоящей от состояния ее безвременного покоя, необходимо требует суверенности сознания человека, как разумного существа. Независимость сознания ученого: физик ли он или математик, космолог или биохимик, астроном или нейробиолог, – от догматических представлений о статичности и неизменности Вселенной, о присутствии в нашем мире некоего абсолютного духа, а в нас самих некоей души, являющейся частицей этой мировой идеальной сущности, является залогом достижения истинности знания. Только полагая себя венцом собственного творения, человек способен избегать заблуждений в своих научных исследованиях и поисках. Остановиться в собственном развитии, провозгласив свои открытия и созданные собственные теории теорией всего, окончательным торжеством научной мысли, полагая завершение и остановку движения с собственным уходом из жизни, значит уподобить себя Фаусту, воскликнувшему: «Остановись, мгновение!». Только свобода своего сознания от предрассудков и религиозной догматики оставляет надежду человеку предотвратить мистификацию как собственного сознания, так и получаемого им научного знания.

Очень хорошо описал Брайан Грин в своей «Скрытой реальности» метания А. Эйнштейна, стремящегося привести уравнения сформулированной им общей теории относительности в соответствие со своими априорными взглядами о том, каким должен быть космос. Относительно представлений о космосе следует сказать, что все они до того времени – начала ХХ века, – были по необходимости интуитивными и независимыми от опыта, то есть имели априорный характер. И А. Эйнштейн имел неколебимую веру в неизменность и статичность Вселенной, что и подтверждали, как он считал, написанные им уравнения. Он полагал, что Вселенная никогда не расширялась и не расширяется.

К 1927 году русский математик и метеоролог А. Фридман, бельгийский ученый, и одновременно иезуит, Ж. Леметр, самостоятельно показали Эйнштейну, что некоторые решения его уравнения допускают представление о Вселенной, как расширяющемся пространстве. Ж. Леметр первым изложил вариант возникновения Вселенной как первичную вспышку, явившись отцом Большого Взрыва. Теорию Леметра о возникновении Вселенной А. Эйнштейн, придерживаясь своих религиозных воззрений, объявил «самым прекрасным и убедительным объяснением творения».