Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Вернувшись к себе в номер, я решаю — от скуки или по привычке (или в силу некой порочной комбинации того и другого) — зайти в интернет. Бездумно кликаю туда-сюда, и вдруг на меня нисходит озарение: в цифровую эпоху шопенгауэровская Воля воплотилась в виде интернета. Подобно Воле, интернет вездесущ и не имеет цели. Он всегда жаждет и никогда не насыщается. Он поглощает все, в том числе наш драгоценнейший ресурс — время. Он предлагает иллюзию счастья, а дает лишь страдания. Как и Воля, интернет предлагает два способа избежать этой ловушки: путь аскета или путь эстета. Медитация или музыка.

Я выбираю музыку. Конечно же, Россини. Наливаю себе горячую ванну и стаканчик виски. Отпиваю глоточек, закрываю глаза и слушаю. Я следую за мелодией так же, как, должно быть, далай-лама следит за новостями: беспристрастно, но не безучастно. Внимаю, но не реагирую. Пусть музыка омывает меня, теплая и умиротворяющая, словно вода в ванне. Звук без слов. Эмоция без конкретного содержания. Сигнал без шума.

И я понимаю, что в музыке Шопенгауэр находил именно это. Не убежище от мира, но погружение в другой, куда более богатый мир.

Мы путешествуем, чтобы уйти от тирании привычки. Но без распорядка нам, людям, тяжело. Проведя два дня в амтраковском поезде, я отчаянно в нем нуждаюсь. Я читаю, я размышляю. Я читаю о размышлениях, я размышляю о чтении. Прибираюсь в купе, переставляю багаж из одного угла в другой, потом — обратно. Часами я ючусь в хвосте поезда и, выглядывая в маленькое окошко, наблюдаю, как мир убегает назад, словно фильм, который всегда вот-вот закончится, но никак не заканчивается. В основном я жду бодрого амтраковского голоса — мисс Оливер зовет всех в вагон-ресторан.

Ничто не структурирует время лучше еды. Приемы пищи — словно столпы, на которых держится день. Без них время схлопывается, гравитация растет по экспоненте, будто в черной дыре. Это научно доказано!

Есть в состоянии покоя весьма приятно, но, если ешь в пути, — удовольствие возрастает в разы. Есть что-то упоительно-декадентское в сочетании приема пищи и движения. По крайней мере, раньше было.

В 1868 году Джордж Пульман представил первый вагон-ресторан. Он назвал его Delmonico, в честь знаменитого нью-йоркского ресторана. Высокую кухню поставили на рельсы.

Меню было напечатано на шелке, выбор блюд исчислялся десятками, в том числе предлагались устрицы и гренки по-валлийски. Блюда подавали, конечно же, на самом лучшем фарфоре, с бутылочкой «Шато Марго» или игристого «Круг».

В 1869 году корреспондент The New York Times с восторгом писал о своей поездке из Омахи в Сан-Франциско в пульмановском вагоне [82] Цит. по: Jeri Quinzio, Food on the Rails: The Golden Era of Railroad Dining (London: Rowan & Littlefield, 2014), 30. . Его очаровал стейк из антилопы («Гурман, не пробовавший это? — Ха! Что он знает о наслаждении едой?»), восхитила форель из горных ручьев (в «неповторимом пикантном соусе»). Все это подавали, пишет он, на «столах, покрытых белоснежными скатертями».

Глядя на свой амтраковский обед, я жалею, что разминулся с золотым веком вагонных ресторанов на доброе столетие. Скатерть у меня не белоснежная. Фарфор далеко не лучший. Я не вижу бокалов с игристым «Кругом», хотя не спорю — моя диетическая кола тоже немножко пузырится. Основное блюдо — вроде бы как креветки на гриле с рисом — не вызывает у меня упоенного восторга. Съедобно, но не изумительно [83] Недавно «Амтрак» объявил, что планирует ограничить ассортимент и доступность вагонов-ресторанов. Luz Lazo, «The End of an American Tradition: The Amtrak Dining Car», Washington Post, September 21, 2019. .

Всех философов, как и всех подростков, никто не понимает. Это в порядке вещей. И никто из них не может пожаловаться на то, что был столь неверно понят, столь несправедливо оклеветан, как Эпикур — величайший философ удовольствия.

Он родился в 341 году до нашей эры на острове Самос. К философии Эпикур обратился в совсем юном возрасте по самым обычным причинам: у него было множество вопросов и глубокий скептицизм по поводу ответов, получаемых от взрослых. Он изучал великих — особенно Гераклита и Демокрита. Вскоре у него появились собственные ученики, привлеченные очаровательным, доступным стилем обучения. Часто он изъяснялся красочным, впечатляющим языком. Подобно Сократу, Эпикур практиковал так называемую безумную мудрость. Людей нужно было вызволить из транса, в котором они жили, — любыми доступными средствами.