Николай Никулин - Пока Фрейд спал. Энциклопедия человеческих пороков

Разумеется, в такой книге, как «Энциклопедия человеческих пороков», главная проблема, что такое добродетель. «Нет ничего любезней добродетели, ничего отвратительней порока», – писал в своём «Карманном оракуле» испанский моралист семнадцатого века Балтасар Грасиан. Книга Н. Никулина доказывает, что это так – и не так, поскольку нет такого порока, который не оборачивался бы добродетелью, именно оборачивался бы, а не просто притворялся. Недаром наряду с Данте и Бодлером важнейший первоисточник его книги – пресловутый Никколо Макиавелли, у которого «кажется, каждый порок выставлен в виде добродетели». Это мы и видим в «Энциклопедии человеческих пороков». Если порок – избыток, то это масло, которое портит кашу добродетели, хотя, вообще говоря, кашу маслом не испортишь, в особенности, когда каша и масло одно и то же и в умеренных дозах алчность – это бережливость, бестактность – искренность, болтливость – откровенность, а цинизм – правдивость. Пороки в своей чрезмерности – это слишком человеческое, как сказал Ницше, ржавеющая, но всё ещё пружина истории. В романе Достоевского «Братья Карамазовы» чёрт говорит Ивану: «Что же бы вышло после моей-то «осанны?» Тотчас бы всё угасло на свете и не стало бы случаться никаких происшествий. И вот единственно по долгу службы и по социальному моему положению я принуждён был задавить в себе хороший момент и остаться при пакостях. Честь добра кто-то берёт всю себе, а мне оставлены в удел только пакости» (то есть пороки. – В.М.). История – это и есть происшествие или происшествия, как говорит чёрт Карамазов. Непревзойдённым знатоком, теоретиком этих происшествий был всё тот же Макиавелли, появляющийся на первой странице книги: «Есть мнение, что Макиавелли написал своего «Государя», используя как раз иронию – дескать, не мог же республиканец быть столь щедрым на похвалу тиранической власти». Что касается иронии, спорить не приходится, но тут в заблуждение вводит русский перевод слова «Principe». По-русски государь – это всё-таки наследственный монарх, a «Principe» у Макиавелли вернее переводить словом «властитель», ибо, говоря словами Макиавелли, он из тех, кто приобретает государство «путями преступными, либо благодаря расположению к нему других его сограждан». И в том и в другом случае это властитель республиканский; ирония в том, что рекомендуемые ему добродетели сочетаются или совпадают с преступными путями, то есть пороками. Макиавелли не просто использует иронию, он вооружается иронией, но вооружается для самозащиты.

Эразм Роттердамский – другой великий мастер, можно сказать, гений иронии, вдохновляющий «Энциклопедию пороков». Казалось бы, его «Похвала глупости» должна бы быть гневным разоблачением глупости, а между тем это действительно похвала, хотя и похвала ироническая. По отношению к схоластической учёности, к чистой, абстрактной разумности сама жизнь – глупость, но без этой глупости не будет самой жизни. Заслуживает внимания предположение, что самоубийство, в сущности, совершенно рационалистический акт, а ему противится сама жизнь иррационалистической стихией бессознательного. Рационалистический культ республиканских добродетелей выстроил в революционной Франции гильотину, на которой, правда, погибли те, кто её строил. Террор во все времена основывался на идее добродетели, не совместимой с живой, чувственной, «порочной» жизнью. При этой устрашающей иссушающей угрозе, объявляющей пороками все проявления человеческой жизни, человек просто перестал бы существовать, если бы не смех, образовавший то, что русский мыслитель Михаил Бахтин назвал смеховой культурой. На этой смеховой культуре основывается книга Николая Никулина. Сквозь каждую её страницу проступает бессмертное латинское изречение: Homo sum, et nihil humanum a me alienum puto. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо.

Подобно Бальзаку, я имею смелость сказать, что пишу исключительно для людей живых в своих суждениях. Или, проще говоря, для тех, кто любит литературу.

В книге вы не найдете нравоучительных пассажей. Потому что это скучно. «Милей всего писать не с плачем, а со смехом», – писал Рабле, и, скажем прямо, французский классик сделал очень много для того, чтобы высмеять общественные пороки.