Денис Пилипишин - Мистер Эго. Как жить в обществе и быть свободным от общества?

Данная аналогия, имеющая для нас теоретическое значение, находит достаточно практических иллюстраций в обыденной жизни, являясь справедливой как для интеллектуально-духовно-психической сферы, так и для материальной. В первом случае ситуация может выглядеть так. Жизнь, поставив человека перед выбором, предоставила сорок реально воплотимых вариантов решения проблемы, очертив тем самым свой радиус, но человек, в силу личного скудоумия, безынициативности и неизобретательности, оказался способен увидеть только четыре. Таким образом, радиус его свободы ощутимо (в 10 раз) меньше возможного в этих условиях. Или в сфере материальной. Некий сведущий и опытный мужчина, стремящийся купить автомобиль, отлично знает все возможные варианты и вполне понимает преимущества Мерседеса перед Тойотой. Однако, поскольку денег едва хватает на новую Тойоту, для него не имеет никакого значения широкий выбор Мерседесов в различных автосалонах.

Итак, оттолкнувшись от понятия радиуса свободы, мы выяснили, что он устанавливается дважды – один раз реальностью и один раз бытийствующим в этой реальности субъектом. Второй радиус почти целиком определяется личностными качествами. Подчеркнем, что в последнем случае речь идет не только о наличии/отсутствии возможностей сделать что-то. Важно наличие потребностей, которые собираются реализовать. Тонко и точно обсуждаемое схватил в своей строфе поэт Игорь Губерман:

Свобода, глядя беспристрастно,

Тогда лишь делается нужной,

Когда внутри меня пространство

Обширней камеры наружной.

В этой связи вспоминаются дискуссии эпохи перестройки. Кто горячо поддерживал реформы? В первую очередь, интеллигенция. Почему? Потому, что реформы давали надежду освободиться из-под гнета марксистко-ленинской доктрины. Из-за чего нужно было освобождаться? Из-за того, что богатые внутренним содержанием люди не могли достичь полной реализации собственного творческого потенциала в условиях авторитарного доминирования известной идеологии, подавления свободомыслия, господства массового над индивидуальным. Их внутренние, духовные потребности выходили далеко за рамки реальных возможностей самореализации, предоставляемых социалистическим обществом. Поэтому даже когда реформы привели к плачевным результатам, многие из них не отреклись от идеалов гражданских свобод, дающих возможность, пусть даже небольшую, актуализировать свое внутреннее богатство. По тем же причинам большинство интеллигенции стремится к свободе и сейчас.

Иное с другими социальными классами; для контраста возьмем крестьянство. Если раньше тракторист получал большую зарплату, не сильно зависевшую от производительности труда, успешно воровал, безнаказанно пьянствовал в рабочее время, осознавая при этом себя членом всеобщего почитаемого рабоче-крестьянского социалистического братства («Гегемон!»), то с началом реформ его жизнь изменилась в худшую сторону – материальная составляющая изрядно поредела. Зато появилась свобода в реализации собственного духовного потенциала. Но поскольку такой потребности у среднестатистического обывателя нет, как нет и потенциала, социальные изменения воспринимаются им однозначно негативно. Ему не нужен поводок такой длины, он не готов столько платить за него. Поэтому он не ценит демократические завоевания, ему не нужны открывшиеся возможности, пользоваться ими он не будет.

«Для того, чтобы человек боролся за свободу, нужно, чтобы свобода в нем уже была, чтобы внутренне он не был рабом. … В сущности свобода аристократична, а не демократична(выделено мной – Д.П.). С горечью нужно признать, что свобода мысли дорога лишь людям, у которых есть творческая мысль. Она очень мало нужна тем, которые мыслью не дорожат» [5;81]. Или, к примеру, свобода слова. Она требуется лишь тому, кто имеет в себе нетривиальное содержание, для выражения которого нужно именно свободное слово, либо тому, кто, не довольствуясь обыденностью, нуждается в восприятии свободных мыслей другого. И хотя свобода слова является победой над прежними ограничениями, действительно демократическим достижением, «…современный человек находится в таком положении, когда многое из того, что он говорит и думает, думают и говорят все остальные. Не имеет никакого смысла, чтобы никто не мешал выражению мысли человека, пока он, человек, не научится мыслить оригинально, отлично от всех остальных» [50;130-131]. «Право выражать свои собственные мысли имеет действительно какой-то смысл тогда и только тогда, когда эти мысли на самом деле существуют; мы можем с уверенностью заявлять, что обрели свободу от внешней власти только в том случае, если внутренние психологические условия позволяют нам утвердить свою индивидуальность» [50;296].