Михаил Строганов - Город по имени Рай

Одно уравнивает подданных перед Петром: они только средство, только сырьё для новой государственной алхимии. Всё, что мешает онемечиванию России, подлежит незамедлительному демонтажу и аннигиляции. Жертвы значения не имеют.

Пётр не любит Москву и не скрывает этого. Брезгует ей, презирает. Хочет отгородиться от неё непроницаемым кругом.

Ему невыносимо душно в кремле, часто находят головокружения, подкрадывается тошнота, угрожая вырваться неудержимым эпилептическим припадком.

В дворцовых палатах обуревают приступы беспричинной ярости: он постоянно срывается на брань, учиняет всеобщий разнос, избивает... А после мается от своей "русскости"...

Не вынося московского духа, Пётр строит на правом берегу Яузы Ново-Преображенский (Нагорный) дворец - кусочек любезной Европы рядом с ненавистной Москвой.

Барочная резиденция становится прибежищем для отдыха и проведений Всешутейших соборов. Здесь он режет бороды бояр и составляет государственные планы, а по окончании Северной войны сжигает дворец в знак окончательного разрыва с Москвой.

Третий Рим умер - родился Парадиз, обретённый рай воплощённой европейской мечты. Возник на пустом месте по мановению одного человека, что было явлением невероятным и казавшимся самодержавной причудою, - настолько современники не понимали Петра.

Город задумывался как идеальное вместилище государственной машины нового типа, идея которой носилась в европейском сознании со второй половины XVII века. Государство - механизм, государство - аппарат, государство - совершенный искусственный зверь.

Изданный в 1651 году "Левиафан или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского" английского философа Томаса Гоббса то попадает в Европе под запрет, то становится настольной книгой при каждом монаршем дворе.

К концу века сочинение становится столь популярным, что основные его идеи можно узнать в разговоре с любым мало-мальски образованным человеком:

"В этом Левиафане верховная власть, дающая жизнь и движение всему телу, есть искусственная душа, должностные лица и другие представители судебной и исполнительной власти - искусственные суставы; награда и наказание (при помощи которых каждый сустав и член прикрепляются к седалищу верховной власти и побуждаются исполнить свои обязанности) представляют собой нервы, выполняющие такие же функции в естественном теле; благосостояние и богатство всех частных членов представляют собой его силу; безопасность народа, - его занятие; советники, внушающие ему все, что необходимо знать, представляют собой память; справедливость и законы суть искусственный разум и воля; гражданский мир - здоровье; смута - болезнь, и гражданская война - смерть".

Новый Левиафан виделся одновременно и новым ковчегом для избранных, и подлинным властелином мира: владыкой над более слабыми чудищами. Поэтому идея превосходства была главной движущей силой при проектировании машины и подборе её частей. Левиафан - идеальный хищник. Всё остальное должно быть брошено в топку его парового двигателя: Левиафан не может существовать иначе как поглощая всё вокруг.

Завороженный открывшимся знанием, Пётр уверовал в Левиафана как высшую и благую цель, потому он не строил и не собирался утверждать ни религиозную, ни сословную, ни национальную Россию. С ревностью неофита и упорством одержимого самоучки он конструирует и собирает идеальное государство нового образца.

Под него требовалось создать оторванную от национальных корней, лишённую сантиментов и моральных предрассудков искусственную среду; сконструировать идеальную черепную коробку, скроенную по немецкому образцу.

В новом городе - Парадизе ничего не должно упоминать о России, быть тёплым, уютным, душевным, родным. Здесь всё чужое, всё обязывающее повиноваться, всё затянуто в узкий барочный камзол, на всех белые чулки и туфли с пряжками. Подчинение - вот основополагающее жёсткое правило; принцип, которому Пётр следует безоговорочно. Экзекутор - новая и крайне востребованная профессия.

Первым правилом становится искоренение русских черт во всех сферах публичной и частной жизни. Сама русская речь становится нежелательной и стремительно заменяется онемеченным новоязом.

Ношение бороды, национальной одежды, приверженность русской кухне - все детали прежнего быта изживают с необыкновенной жёсткостью. Отныне следует повсеместно курить табак, пить кофе и говорить на помеси немецкого с голландским. Создавать семьи также перспективнее с иностранцами. Всё русское - под гласным и негласным запретом. Даже за причитание на похоронах бьют плетьми...