Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Согласно наметке Энгельса относительно линии развития производительных сил, признание их общественного характера будет постепенно навязываться господствующему классу (сначала в слепой и неосознанной форме и, следовательно, меньше всего в теоретическом плане): «…Производительные силы с возрастающей мощью стремятся… к освобождению себя от всего того, что свойственно им в качестве капитала, к фактическому признанию их характера как общественных производительных сил» [58]. Одновременно руководящий персонал, занятый в сфере производства, увеличивается и дифференцируется: социализация процессов управления (Хельмут Штайнер) на отдельном предприятии обусловливает рост числа надсмотрщиков, «унтер-офицеров» капиталистического производства и вообще всех лиц, состоящих на службе у капитала, а трудности, которые препятствуют валоризации капитала, вызывают увеличение числа наемных работников в торговле. К этим новым формам организации капитала внутри капиталистического способа производства присоединяются союзы предпринимателей, которые в конце века активно вмешиваются в классовую борьбу и корпоративные объединения, растущие в этот период как грибы. Это явно свидетельствует о начинающейся бюрократизации классовых отношений, отражает недостаточность исторического оправдания господства буржуазии и вместе с тем ее политическую слабость: ведь политическая сила буржуазии заключается не столько в участии в государственном управлении, сколько в сочетании технической рациональности с преобразованиями, которые оставляют неизменными положение наемного труда и его эксплуатацию, но в то же время вносят изменения в форму отношений собственности, создающие дальнейшие предпосылки для революционного взрыва [59].

Уже в эпоху Бисмарка немецкая буржуазия отказалась от всяких претензий на автономию и крупный капитал с левого берега Рейна вступил в соглашение с прусской земельной собственностью и с бюрократией абсолютистско-феодальногогосударства.

Небезынтересно теперь отметить в качестве существенной черты предпринятого Энгельсом анализа то обстоятельство, что он считает, что все эти изменения форм организации капитала и интересов капиталистического класса не имеют практически никакого значения для внутренней социальной структуры пролетариата и форм его политической организации (например, тенденция к бюрократизации). Во всяком случае, вопрос о том, в какой форме и степени процесс конституированиягосподствующего класса влияет в то же время и на подавляемый класс, подробно не анализируется Энгельсом. Например, не объясняется, какой должна быть функция сознанияи поведения социальных слоев, втянутых в сферу деятельности пролетариата. Если абстрагироваться от некоторых намеков на «диссонирующее» существование мелкой буржуазии и крестьянства, которое обусловливается структурными, никогда полностью не устранимыми в их сознании и поведении противоречиями между общественным бытием и сознанием, то единственная группа, которой Энгельс занимается более глубоко, – это студенты, вливающиеся в ряды социал-демократии, где они выдвигают радикальные экстремистские требования [60].

Аргументы, приводившиеся Энгельсом против радикальных антиавторитаристов, которые в социал-демократии частично объединились в группу «молодых» в качестве левой оппозиции, путали, по правде говоря, проблему бюрократизации, организационной автономии партии по отношению к пролетарским массам с проблемой власти; эта старая форма антиавторитаризмав социал-демократии имела явно антибюрократическуюнаправленность и была обращена против власти Каутского и Бернштейна единственно потому, что бюрократический элемент в социал-демократии с полной очевидностью воплощался в этих двух личностях. Но даже при всей справедливости возражений, выдвинутых против левых радикалов Энгельсом и Каутским, которые отмечали, что особенно в период создания класса пролетариата, а также во время революции железная власть должна быть тем элементом, который объединяет и координирует действия индивидов, не менее верно и то, что уже в последние годы жизни Энгельса руководство партии и ее парламентская группа проявляли недвусмысленную тенденцию к превращению самих себя в автономную и оторванную от низших инстанций партии и трудящихся масс структуру.

Совершенно очевидно, что развитию этих тенденций способствовал период нелегальности; тем не менее нелегальных форм борьбы недостаточно для того, чтобы объяснить указанный феномен, да к тому же эти тенденции и не исчезают с исчезновением названных форм. Речь не идет об отдельном случае; поскольку тот факт, что эти бюрократические структуры, оторванные от рабочего класса и возникшие в период действия закона против социалистов, не только не исчезают с отменой нелегальности, но даже зачастую усиливаются, показывает, что подобные бюрократические тенденции имеют более глубокие социальные причины. В конце концов речь идет не только о проблеме отношений между низами и центральным руководством, так как и в самых низах меняется образ жизни того, кто становится партийным функционером: отмечается бюрократизация партии, создание аппарата партийных и профсоюзных функционеров, самосохранение которых постепенно становится нормой жизни всей партии [61]. Как представляется, эти тенденции вообще составляют основной элемент социал-демократического реформизма и ревизионизма.