Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

«Уничтожение капитала» есть, несомненно, глобальная историческая задача, но она не выражена в конкретной форме. Без теоретической и организационной переработки подобных инстинктивных фантазий, без сознательного освобождения от утопических элементов, которые ведут, по крайней мересубъективно, к объективно существующему отчуждению, невозможно добиться, чтобы трудящийся увидел в нищете нечто иное, а не все ту же самую нищету. Другими словами: не определив рамок практических утопий, человек с обыденным сознанием неизбежно будет мыслить недиалектически, дуалистически. Но поскольку с порождаемыми обыденным сознанием утопиями покончить не так-то просто, а одних научных доказательств недостаточно, чтобы их искоренить, они зачастую существуют сами по себе, в отрыве от науки, и осуществляют подрывные функции, способствуя, как показывает история рабочего движения, проявлению постоянной, в многозначительном смысле, тенденции к «вечному возврату» к анархизму, левому экстремизму, этическому социализму, идеализму и субъективизму всех оттенков, вдобавокеще всячески усугубляемыхжесткой ортодоксальностью, чуждой каким бы то ни было компромиссам.

Вопреки прогнозам Энгельса от 1867 года массы на деле не имели возможности увидеть последствия, которые вытекали для них из «неясных намеков» на будущее и из анализа этапов социальной революции: за четыре года было продано не больше тысячи экземпляров первого тома «Капитала», да и те, естественно, были раскуплены скорее буржуазной интеллигенцией, чем пролетариями.Это возражение может показаться неубедительным, поскольку оно носит лишь опосредованный и информативный характер и не затрагивает внутреннего анализа, содержащегося в «Капитале». На его фоне гораздо больший вес приобретает тот факт, что даже еще и после 1875 года труды Лассаляимели широкое распространение и всегда лежали в основе социалистических культурных программ.

В совершенно ином смысле и вопреки намерениям автора рецензия, которая была написана Энгельсом в 1867 году и в которой форма имманентной критики прямо предполагает запрет представлений, все же обладает утопическим содержанием. Эта форма научного изложения является конкретной утопией в том смысле, что в безусловном стремлении добраться до подлинной реальности автор, проявляя понимание исторических законов последней и действуя в интересах новой исторической силы, предпринял неотчужденное усилие, которое воспринимается как жажда самовыражения. Речь вовсе не идет о вопросе, который вытекает из психологии познания или тем более продиктован стремлением умалить истинное содержание теорий, имеющих историческое значение: напротив, их подлинная значимость признается. Для тех, чья творческая фантазия формировалась лишь умозрительно, процесс имманентной критики, «детерминированного отрицания», отнюдь не означает абстрагирования от их практической и социальной среды. Маркс, несомненно, следует традиции тех немецких ученых, которые не успокаивались, пока не создавали свой собственный шедевр.

Когда Энгельс, пораженный огромной диспропорцией, которая возникла между научным содержанием трудов Дюринга и их распространением, все же с большой неохотой приступил к научному и политическому «уничтожению» берлинского доцента [3], в котором видел одного из наиболее значительных представителей «немецкой интеллектуальной индустрии», дюжинами производившей космогонические, натурфилософские, политические и экономические системы, он, конечно же, не мог более сдерживаться и не мог не показать, как не должны идти дела. Ясно, что отнюдь не научный интерес заставил его «вгрызаться» во все те темы, которые предложил Дюринг: от морали до насилия, от социализма до справедливости и свободы, вплоть до проблемы вечных истин. Создавалось впечатление, что в этом обширном спектре проблем нашла отражение вся гамма донаучных представлений пролетария, который обретает собственное классовое сознание и в этой обстановке ставит вопросы и ищет на них ответы.

«Подвергаемая здесь критике „система“ г-на Дюринга охватывает очень широкую теоретическую область, и это вынудило и меня следовать за ним повсюду и противопоставлять его взглядам свои собственные.Отрицательная критика стала благодаря этому положительной; полемика превратилась в более или менее связное изложение диалектического метода и коммунистического мировоззрения, представляемых Марксом и мной, – изложение, охватывающее довольно много областей знания» [4].