Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Но какое тебе дело до святого Ксаверия, до католицизма вообще, а тем более до буддизма? Это ведь вода только на твою мельницу; это все только порождения религиозного безумия, относительно которого ты можешь мне с легкостью доказать, что они являются лишь извращенными, безумными проявлениями стремления к счастью. Попробуй удержаться на обычных, повседневных и распространенных явлениях человеческой природы и попробуй их кричащие к небу противоречия с этим стремлением привести в согласие с ним! Разве они не такого рода, что скорее мы будем вправе предположить стремление к несчастью, чем стремление к счастью. Мучить зачем нам друг друга? Ведь жизнь проходит, и лишь однажды здесь собирает нас старое время. Только однажды и на такое короткое время! И тем не менее мы часто мучаем себя только от скуки. Но мучаем ли мы только друг друга? Не мучаем ли мы и самих себя? Не является ли каждый на нас в большей или меньшей степени Heautontimorumenos, самоистязателем и мучителем самого себя?

Heautontimorumenos (греч.: сам себя наказавший) – название комедии римского драматурга Теренция. Греческие названия были обычными для «паллиат», комедий на греческие сюжеты, имевших в виду и греческие актерские амплуа. Это амплуа самого себя наказавшего, то есть обрекшего на лишения и бедствия из-за каприза, было понято как характер самоистязателя, мазохиста, в одноименном стихотворении Шарля Бодлера в книге «Цветы зла». В стихотворении изображен ироник и скептик, для которого мучительно само его бытие, который стремится наказать сам себя, чтобы прекратить эти мучения. Фейербах имеет в виду именно такого персонажа, как он далее говорит, трагического, а не комического.

Но тот Heautontimorumenos, которого римский поэт вывел в своей комедии, не является ли он в высшей степени ограниченной, жалкой, несчастной, комической фигурой сравнительно с самоистязателем, который в действительной жизни меньше всего играет комическую роль, но на самом деле играет трагическую роль? Что значит комариный укус самоистязателя Теренция по сравнению с ядовитыми змеиными укусами повседневных и обыкновеннейших страстей вроде честолюбия, ревности, зависти, ненависти и жажды мести?

В пьесе Теренция главный герой Менедем, сын которого сбежал из дома из-за строгости отца, не перенося разлуки с сыном, меняет свой образ жизни – начинает заниматься тяжелым трудом в поле, чтобы когда сын вернется, справить свадьбу. Далее развивается интрига с подменами и приключениями, но нам важно другое. Для Фейербаха поведение героя Теренция вовсе не является настоящим самоистязанием или наказанием себя, потому что Менедем с удовольствием думает о будущем и только на время себя ограничивает в удовольствиях. Не случайно изречение Менедема «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо», которым он объяснял, почему стал вести жизнь простолюдина, вошло в поговорку и означает вовсе не самоистязание, а наоборот, простые, обыденные, иногда не вполне оправданные, но в целом понятные удовольствия, вроде пристрастия к какой-то еде или напитку.

Мы злы в отношении к другим, мы даже с радостью причиняем им горе, но не причиняем ли мы тем самым горе и сами себе? Связаны ли эти страсти и даже преходящие аффекты – гнев, досада и огорчение – с чувством благосостояния? Когда мы кипим от огорчения, гнева или злости к другим, то не являемся ли мы одновременно фуриями и в отношении к самим себе?

Фурии (лат. бешеные) – в римской мифологии духи мщения, женского рода. Далее Фейербах ссылается на обычное представление, что злоба отравляет самого человека и физически, через разлитие желчи и нарушение балансов (или как мы бы сейчас сказали, сбой процессов) в организме.

Не отравляем ли мы сами себя ядом ненависти, которую мы носим в сердце против наших врагов? Не доказано ли даже физиологически, что сильные страсти и аффекты действуют, как настоящие яды? Удовлетворенная жажда мести сладка, конечно, но какую адскую муку представляет собой неудовлетворенная! Не истинно ли то, что говорили древние, которые черпали свою мудрость не из книг, а из самой жизни: gravior inimicus, qui latet sub pectore, не истинно ли то, что каждый в самом себе имеет своего злейшего врага и противника?

Gravior inimicus, qui latet sub pectore (лат.) – самый худший недруг таится у тебя в груди (т. е. твое сердце, полное злобой). Из «Сентенций», сборника цитат из недошедших до нас комедий Публия Сира.