Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Бедняк – собственно, описывается «пролетарий», человек, не имеющий ничего, кроме личного имущества, обслуживающего телесные потребности: ни капитала, ни собственной недвижимости. Слово «пролетарий» происходит от латинского proles – потомство, то есть человек, который не имеет никакого достояния, кроме собственных детей.

Таким благом является и сама жизнь. «Что за жизнь без вина?» – говорит Святой Дух в Священном Писании, а с ним вместе и виноградари и любители вина. Но в случае нужды, когда дело обстоит как раз так, как говорится – вино или жизнь – то все же жизнь, даже и без вина, эта презренная и достойная сожаления жизнь, приравниваемая в момент наслаждения вином к смерти, есть все же еще жизнь, и как таковая – ценное благо.

Интересно, что в том же 1869 году, когда Фейербах закончил работу над «Эвдемонизмом», в Англии при участии Данте Габриэля Россетти вышло издание «Рубайят» Омара Хайяма в переводе Эдварда Фицджеральда, где тоже наслаждение вином было противопоставлено любым формам пессимизма и разочарования в жизни. С тех пор «Рубайят» стали рассматриваться как ярчайшее выражение эвдемонизма в мировой литературе, но надо заметить, что Фицджеральд не стремился к точности перевода и несколько романтизировал довольно сухие в оригинале стихи персидского поэта.

Но в самом деле жизнь благо и даже ценное благо? Кто говорит это? Только эпикуреец, вульгарный материалист или сенсуалист. Истинный мудрец говорит противоположное: жизнь – это зло или, точнее, просто зло, зло как таковое, радикальное зло. Счастливая жизнь – это все равно что деревянное железо, ибо быть живым и быть несчастным – это одно и то же.

Философия Эпикура была признана наиболее близкой к эвдемонизму античной философией, при этом Фейербах скорее воспроизводит риторику своих противников, обвинявших его в вульгарном материализме и сенсуализме (то есть предпочтении чувственных ощущений данным интеллектуального познания). Далее Фейербах воспроизводит пессимистическое отношение к жизни, которое в его время сближалось прежде всего с буддизмом, с представлением о жизни в мире как проклятии, от которого надо освободиться через развоплощение.

Если мы согласимся с тем, что жизнь есть благо, тогда, конечно, все, что не находится в противоречии с жизнью, что не убивает ее, не находится и в противоречии со стремлением к счастью. Если же, напротив, жизнь, а следовательно, и воля к жизни считается совершенно безумной волей пытаться жить счастливо, считается радикальным несчастием или радикальным злом, ибо от несчастья ко злу только один шаг, считается чем-то, подлежащим отрицанию, то тем самым решительно осуждается и все учение о счастье.

Фейербах сразу находит противоречие в таком упрощенном буддизме: ведь если вся жизнь есть несчастье, то тогда ум навсегда отделен от воли, ум безумен, воля безумна, а значит, нам придется отрицать и ум, и волю. На это философы-пессимисты ответили бы более четким различением «родового» и «видового» понимания человека: для человеческого рода жизнь несчастна, но каждый человеческий вид ввиду этого несчастья стремится к обретению чисто духовного счастья, никак не связанного с этими родовыми свойствами жизни.

Тем самым доказывается, что в человеке существует неоспоримое и необъяснимое противоречие со стремлением к счастью, доказывается, что это стремление не бесконечно, не непреодолимо, что оно – не начало и конец человеческой природы, что над счастьем, над волей, над жизнью, над бытием вообще существует еще что-то; что, следовательно, небытие является высшим и лучшим из того, что только можно мыслить и желать. Таким очевидным противоречием, которое не скрыто в темноте биологии или психологии, но открыто бросается в глаза на исторической арене, является буддизм, если обойти молчанием другие подобные, но не столь значительные явления, буддизм, высшей мыслью и желанием которого, по крайней мере в его первоначальной неподдельной форме, является, как известно, не счастье и не блаженство, а как раз – ничто, небытие, нирвана.

Фейербах излагает расхожие формулы буддизма, как он тогда был известен в Европе. Конечно, в самой философии буддизма нирвана – не небытие, а некоторое особое состояние духа, не имеющее отношения ни к бытию, ни к небытию.