Карл Зигмунд - Точное мышление в безумные времена. Венский кружок и крестовый поход за основаниями науки

Когда Гёделю в 1951 году предложили выступить с престижной Гиббсовской лекцией в Американском математическом обществе, он решил наконец признаться в своих давних платонических убеждениях: «Я имею в виду представление, что математика описывает нечувственную реальность, которая существует независимо как от действий, так и от наклонностей человеческого разума и лишь воспринимается человеческим разумом — причем, вероятно, воспринимается весьма неполно». Правда, признавал Гёдель, «такая точка зрения среди математиков довольно непопулярна» [526] 526 Some Basic Theorems on the Foundation of Mathematics and Their Implications, в: Gödel. Collected Works . 1951. Vol. III. .

И не только среди математиков, но и среди философов, мог бы добавить он. Однако мелочные придирки философов не производили на Гёделя особого впечатления. По его представлениям, как он говорил своему другу Моргенштерну, современная философия наконец добралась до той стадии, на которой математика пребывала при вавилонянах.

И эту печальную ситуацию Гёдель хотел радикально исправить. По воле случая за все время, которое он пробыл профессором в Институте передовых исследований, от назначения до ухода на покой, он не прочитал ни одной лекции, не провел ни одного семинара и опубликовал всего одну статью, написанную задолго до этого. Но когда речь зашла о критической заметке для тома в «Библиотеке живущих философов», он взялся за работу с лихорадочным энтузиазмом.

Гёдель уже писал статьи для двух томов Шилппа (до того как стал профессором) — они были посвящены Бертрану Расселу и Альберту Эйнштейну. Ни Рассел, ни Эйнштейн не нашли что возразить на его замечания. Гёдель знал, как избежать любых пробелов в аргументации.

А теперь, в 1953 году, настала очередь Карнапа. Гёдель написал Шилппу, что его статья даст ответ на вопрос, можно ли считать математику синтаксисом языка. На этот вопрос Гёдель отвечал «нет», а это диаметрально противоположно воззрениям Карнапа и Венского кружка. Математику нельзя свести к договоренностям, определяющим бездумные синтаксические манипуляции с бессмысленными символами. Нет, математика — это объективные сущности в платоновском мире идей. Однако саму рукопись Гёдель пока не предоставил.

В 1954 году, вскоре после того как Рудольф Карнап получил место в Калифорнийском университете, освободившееся после смерти Ганса Рейхенбаха, Гёдель написал редактору, что статья в общих чертах закончена, осталось добавить несколько абзацев.

В 1955 году он написал, что работа близка к завершению.

В 1956 году — что все будет закончено через две недели.

В 1957 году Гёдель объявил, что хочет сократить статью на две трети, и это будет сделано очень скоро.

В 1958 году он перестал отвечать на все более и более встревоженные запросы Шилппа.

А еще через год, когда отчаявшийся редактор поставил том о Карнапе в план на следующий год, пусть даже и без статьи Гёделя (серия-то посвящена «живущим философам», а время уходит, мало ли что!), Гёдель признался, что никакой статьи не пришлет, поскольку Карнап уже не успеет ничего ответить.

Гёдель пытался объяснить свою поразительную прокрастинацию тем, что «ввиду распространенных предрассудков опубликовать недоделанную работу было бы скорее вредно, чем полезно» [527] 527 Письмо Гёделя Шилппу, 3 февраля 1959. . На первый взгляд не слишком убедительный довод, но на самом деле все иначе. Гёдель и правда очень старался закончить работу. После смерти Гёделя в его бумагах было найдено целых шесть разных версий статьи о Карнапе.

Если у Маха, Больцмана и всех философов Венского кружка и был общий боевой клич, он гласил «Долой метафизику!» Метафизика — вздор и невнятица, именно она в ответе за все мнимые проблемы в философии и за отсталость человечества в целом.

Однако Гёдель никогда не примыкал к этому хору. Вместо того чтобы демонизировать метафизику, он хотел сделать для нее «то же, что Ньютон для физики» [528] 528 Wang, 1987. . И это вовсе не безумные речи одержимого манией величия: Курту Гёделю уже удавалось совершить невозможное, когда он своей теоремой о неполноте дал математическое доказательство философскому утверждению «существуют математические истины, которые невозможно формально вывести из аксиом».

Но повторить подвиг не удалось. Гёдель так и не нашел убедительного доказательства своих платонических воззрений.

В 1955 году умер Альберт Эйнштейн, а через полтора года — Джон фон Нейман. Это были ближайшие коллеги Гёделя в Принстоне. Когда их не стало, замкнутый беженец из Вены стал все сильнее погружаться в собственную вселенную. Он прилежно писал взвешенные ответы на множество писем, но не отправлял их. Общался со своим окружением почти исключительно по телефону — бесплотный дух на полпути в мир иной.