Ален Бадью - Истинная жизнь

Эта перспектива, какой бы иллюзорной она ни казалась, явственно указывает на то, что ключом ко всему [point-clef de tout] сегодня является воспроизводство рода, а также формы и символика этого воспроизводства. Сегодня это представляет вторую проблему женского начала. Как я уже говорил, символы Обольстительницы, Влюбленной и Святой ныне постепенно исчезают. А что с образом женщины как Служанки? Проблема в данном случае заключается в том, что если женщины могут делать то же, что и мужчины, то обратного на сегодняшний день утверждать нельзя. Есть одна вещь, которая мужчине точно не под силу, и заключается она в деторождении. В этом отношении женщина действительно выступает в роли служанки, причем не только мужчины, но и всего человеческого рода. Если подобно мужчинам они из соображений личного комфорта заявили бы, что не могут рожать детей и выступать в роли матерей, то род человеческий был бы обречен на вымирание. В этом смысле, по крайней мере на данный момент, даже порожденная капитализмом женщина-Единица остается служанкой, служанкой человечества.

Вот почему сегодня дискуссия так часто вращается вокруг одной-единственной темы материнства и воспроизводства потомства. Здесь поднимаются вопросы так называемого общественного порядка, которыми нам прожужжали все уши: аборты, детоубийство, бремя рожать и воспитывать детей, возраст сексуального согласия, гомосексуальные браки, суррогатные матери…

По этой же самой причине буржуазный феминизм занимает в определенной степени враждебную позицию по отношению к материнству – последнему оплоту старого символа женщины-служанки. Подобный подход можно обнаружить в работах Элизабет Бадинтер, требующей покончить с «материнским инстинктом». В соответствии с ее представлениями, женщина живет целостной и полнокровной жизнью даже в том случае, если не имеет и не хочет иметь детей. Подобная позиция в полной мере согласуется с нынешней концепцией девушки-женщины. Ведь если девушка уже стала женщиной, то можно утверждать и обратное: любая женщина может быть девушкой и не испытывать ни малейшего желания стать матерью. Не спорю, такого рода возможность действительно имеет право на существование, но оговоримся сразу, что превращать ее в правило нельзя. Ведь еще Кант говорил, что главная проблема при формировании любых правил заключается в том, чтобы тщательно взвешивать последствия их обобщений. В этом свете перспектива бездетности становится настолько непривлекательной, что весь мир конечно же предпочитает, чтобы женщины оставались служанками человечества. Что опять же создает препятствия для Единицы капиталистического женского начала и подвигает ее в направлении созидательной двойственности, тем самым порождая трудноразрешимую проблему самоидентификации.

На этом этапе мне хотелось бы выразить пожелание, чтобы современное капиталистическое общество все-таки решило этот вопрос. Для себя я его до конца еще не решил, но, полагаю, с одной стороны, мы должны смириться с исчезновением традиционных символов женского начала, но с другой – отказаться от женщины-Единицы как от резервной армии мирового капитала. Женщины выйдут, а во многих случаях вышли уже сейчас из воображаемого, символического круга, состоящего из четырех ключевых фигур: Служанки, Обольстительницы, Возлюбленной и Святой. При этом многие из них, обретя эту пагубную свободу, не пожелают встать на путь капиталистической женщины-Единицы, усеянный множеством противоречий. Им известно, что этот современный символ упраздняет могущество Бога, подменяя его новым абсолютом абстрактного порабощения. Они понимают, что материнство в этой ситуации превращается в неизбежное, бесславное рабство. Они видят, что возможное исчезновение мужчин, каким бы химерическим оно сегодня ни казалось, превратит их в рабынь самих себя и выпустит на волю их потаенную свирепость. В первую очередь мы, и мужчины, и женщины, должны признать, что женский вопрос не может быть решен через требования нынешнего капиталистического общества. Отправная точка здесь должна быть какая-то другая, лежащая где-то в стороне. И вот теперь мы впервые подходим к тому, что проблема женского начала в обязательном порядке должна рассматриваться через призму философии, коль скоро эта отправная точка, принципиально новая по самой своей природе, не может иметь ни биологического, ни социального, ни правового характера. Она должна быть непосредственно связана с мыслью и опираться на сотворение новых символических структур. Иными словами, иметь философский характер. Причем мысль эта в своей новизне должна обеспечить такую символическую структуру, которая не допустит, чтобы мать низвели до уровня лишь самки животного, обеспечивающей воспроизводство потомства.