Павел Буланже: Жизнь и учение Конфуция

В сведениях о его жизни мы не находим никаких рассказов о необычайных откровениях, о сверхъестественных видениях и т. п., и английский переводчик его Легг поражается его практическим умом и глубоко сожалеет о том, что он не был просвещен светом христианского учения.

Такая отличительная черта конфуцианской веры заставляла ученых поднимать вопрос о том, был ли Конфуций новатором веры в Китае, то есть он ли ввел религию, в которой все как бы проникнуто практичностью, где отсутствуют столь свойственные другим народам представления о духах, сверхъестественных явлениях и т. п., или же его религиозная система была продолжением и естественным следствием учения древних мудрецов. Английские ученые Легг и Гарвиг при этом расходятся в своих взглядах. Первый говорит, что Конфуций не исповедовал веры древних мудрецов. Обосновывает свое мнение на том, что Конфуций ничего не говорит о Боге, тогда как имя это является известным уже в Ши-цзин и Шу-цзин. Ди, или Шан ди, в этих древних книгах является тем личным существом, правящим на небе и на земле, создателем человеческой нравственной природы, правителем среди народа, который ставит у них королей и князей судить людей, вознаграждающий за добро и наказывающий за зло. Конфуций же везде говорит о небе. Действительно, читатель найдет это как в прилагаемом переводе двух классических книг, так и в «Разговорах», – везде он держится той же почвы. «Тот, кто совершает преступление против небес, не имеет никого, кому бы он мог помолиться» («Разговоры», 3: 13). «Увы, – сказал он, – нет никого здесь, кто знает меня». Цзы Гун сказал: «Что вы подразумеваете, говоря, что никто не знает вас?» Он отвечал: «Я не ропщу против небес и не сержусь на людей. Познания мои низки, а проникновение мое подымается высоко. Но существует небо, и небо знает меня» («Разговоры», 16; 37). И ни разу во всех «Разговорах» не дается название тому, что он разумеет под небом. Это и заставило Легга считать его не только не религиозным, но совершенно наоборот. Он думает, что Конфуций в значительной степени содействовал тому, что в следующие за ним века поколение за поколением ученых проповедовало в Китае атеизм.

Но подобные обвинения едва ли можно признать основательными. Не только у Конфуция, но и у других философов и основателей религиозных систем на Востоке мы можем встретить такое же отношение к этому вопросу. И не атеизмом следует это объяснять, а тем, что понятие о Боге считалось этими основателями религий и философами столь возвышенным и, с другой стороны, столь свойственным человеческому разумению, что назвать его значило бы, по их мнению, или ложно истолковать или принизить высшее представление до нашего низшего разумения.

Вот почему Конфуций употребляет выражения – небо, небеса ; Лао-цзы – дао (путь) и т. п.

В ранние исторические времена в Китае существовало вместе с почитанием других духовных существ, как следствие этого, почитание предков. Конфуций признавал последнее, то есть почитание предков, крайне необходимым, «Он служил мертвым так же, как если бы они были с ним. Он служил духам так же, как если бы духи присутствовали. Он говорил: я смотрю на то, что я не присутствовал при служении предкам, как если бы я не совершал этого служения» («Разговоры», 3: 12). По мнению Легга, Конфуцию надо было бы об этом почитании выразиться яснее и указать людям какие-нибудь принципы, исходя из которых оно было бы основано, то есть он хотел бы вложить Конфуцию учение о переселении душ или учение о загробной жизни, но Конфуций никогда не касался этих вопросов, он всегда избегал их. Цзы Лу спрашивал насчет нашего служения духам умерших, и учитель сказал: «Пока вы неспособны служить людям, как можете вы служить их духам?» Ученик прибавил: «Я осмеливаюсь спрашивать относительно смерти». И на это последовал ответ: «Пока вы не знаете жизни, что толку узнавать про смерть?» («Разговоры», 15: 11).

Еще более поразительным является его разговор с другим учеником, записанный в «Семейных сказаниях». Цзы Гун спрашивал его: «Имеют ли представление мертвые о нашем служении им или же они не имеют никакого представления?» Учитель отвечал: «Если бы я сказал, что мертвые имеют такое представление, то я боюсь, преданные сыны и сознающие свои обязанности внуки претерпели бы известный вред, платя последний долг тем, кто от них уходит. Если бы я сказал, что мертвые не имеют такого представления, то я боюсь, как бы не особенно любящие сыновья не покидали своих родителей без погребения. Вам незачем стремиться узнать, имеют ли об этом представление мертвые или нет. Решительно нет для этого никакой неотлагательной необходимости. Каждый из вас узнает это, поскольку возможно, для себя».