Константин Крохмаль - Садовник. Тайны дома Османов

Кто победит? Человек-машина, обученная убивать, или прошедший все круги ада чиновник, имеющий за плечами многолетний опыт выживания в сложных ситуациях?

Итог поединка вы узнаете, прочитав мою новую книгу «Садовник», которая основана на реальных исторических событиях.

Желаю удачной охоты!

Константин Крохмаль, автор.

Полусогнутые ножницы, которые напоминали два средних размеров ножа, скреплённых посередине, медленно вонзились в зелёную плоть растения с треугольными острыми шипами. Отрезанный наискосок длинный стебель с огромным полураспустившимся алым бутоном упал в протянутую широкую ладонь в потёртой кожаной перчатке. Подхваченный словно заправским жонглером, цветок, развернувшись в ладони, плавно переместился в стоявший рядом бронзовый кувшин, почти полностью наполненный такими же красными розами.

– Вот они, красавицы, ровно 41 штука, – тихо прошептал бархатистым голосом мужчина крепкого вида и, подняв голову, посмотрел на окрасившийся в ярко-красный цвет купол с горящим золотом полумесяцем, выглядывающим из-за высокой ровной стены, которую совсем недавно покрасили в белый цвет.

Султанский дворец Топкапы 1 в Стамбуле встречал очередной рассвет.

– Сегодня великий день, сегодня день рождения Повелителя, да хранит Аллах его душу! – уже громче произнёс он, снимая перчатки и аккуратно укладывая ножницы в небольшой деревянный ящик с широким кожаным ремнём.

Тут мужчина опасливо посмотрел по сторонам, словно кого-то испугавшись.

Но вокруг не было ни души. В Гареме, располагавшемся в особом здании, вход в которое находился в конце второго двора у богато разукрашенных «Врат счастья» 2 , просыпались поздно, несмотря на огромное количество женщин. Это был наиболее недоступный для посторонних лиц двор. Увидеть хотя бы одну из многочисленных наложниц было смертельно опасно. Любого постороннего человека, который хоть одним глазком взглянул на наложницу султана, казнили на месте.

Садовник не торопясь повесил ремень с ящиком через плечо, взял двумя руками кувшин с розами и направился к выходу из сада. Он тщательно скрывал от посторонних свой секрет, что, несмотря на строгий запрет, очень любил поговорить. Да, трудно поверить, что жизнь в таком роскошном дворце могла быть очень тяжёлой и мрачной. Даже сам великий Султан Селим Грозный 3 вынужден был подчиняться древнему обычаю и говорить крайне редко, так как многословие считалось очень неприличным, и для общения была введена специальная форма языка – система кивков и жестов. Так было давно установлено, и правитель огромной империи вынужден был большую часть своего времени проводить в полной тишине. Он неоднократно пытался отменить это ограничение, но его визири наотрез отказывались снять запрет на разговоры, аргументируя нерушимостью канонов, установленных ранее.

Может быть и из-за этого правитель османов испытывал к визирям устойчивое отвращение.

Султану сложно было поговорить даже с самим собой, так как он практически никогда не оставался один. Когда он идёт по дворцу, его сопровождают десятки человек; когда одевается, за ним наблюдает многочисленная охрана; когда он спит, рядом стоят охранники. Такое вот одиночество под пристальным взором слуг и охраны.

Одно его утешало: он имел полную власть над жизнью и смертью своих подданных, и он пользовался этим без капли стеснения.

Чуткий слух садовника уловил тихий шорох, который раздавался с противоположной стороны сада, примыкающего к самому высокому зданию дворца с высокой башней – покоям султана. Он остановился, тихо поставил вазу с цветами на землю, рядом – ящик с инструментами и, сделав несколько шагов назад, спрятался между высокими кустами. Через минуту на тропинке появился силуэт, который быстрым шагом двигался по ухоженной дорожке. Но увидев вазу, стоящую посередине, незнакомец остановился и медленно наклонился к ней, вдыхая чудный аромат свежесрезанных цветов.

Садовник молниеносно выпрыгнул из-за куста и, очутившись сзади незнакомца, схватил его левой рукой за лоб, а правой приставил острый клинок к незащищённому горлу.

– Стой, стой! – хрипя, взмолился незнакомец. – Это же я, Фатих, с письмом от нашего повелителя!