Паола Волкова - Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 1

Ходят такие слухи, что он играл на сценах разных театров, и был среди пайщиков «Глобуса». Театры ездили на гастроли и много ездили, сдавая на это время сцену другим. Они имели сложную организацию. Театрам давались имена покровителей и спонсоров. Лорда Камергера, Театр Пермоков, Ее Величества и т. д. Очень большое количество вельмож, связанных с пиратским движением, каким-то образом внедрялись в театры. Все английское общество, сама Елизавета и Бекон принимали активное участие в театральной жизни. Самым большим покровителем театра считался лорд Оксфорд, имевший несколько театров. Маунгибтон – такой тип, ему посвящены шекспировские сонеты. Может они были возлюбленными, кто их знает. Но он был героем Шекспира.

Отец Шекспира – Джон Шекспир был мясником, ростовщиком, перчаточником, грамоты не знал, подписывался крючком. Сохранились несколько документов, где стоит его подпись. Он был судьей, а потом и мэром. В молодости много времени проводил в Лондоне, но однажды ему было сказано, что хватит околачиваться в Лондоне, твоя жизнь здесь закончена и пора возвращаться к себе домой. Он так и сделал. Уехал и там развернулся. Мать Шекспира происходила из очень древнего рода.

О самом Уильяме мы знаем достаточно, о нем написано множество книг. Недавно вышло колоссальное исследование, в котором автор придерживается стэндфордской теории. Но у него концы с концами не сходятся. Это англичанин, который копает все документы и пишет каким Шекспир был преуспевающим дельцом, как шикарно вел дела, а иногда выступал, как актер. И когда он умер, и было вскрыто завещание, в нем было сказано кому и что он оставляет. Все-таки мы не успеваем. Господа, тогда до следующего раза. ( Аплодисменты).

Волкова:Как вы представляете себе Возрождение и цензуру? Инквизиция – это цензура, Возрождение – это свобода. Не свобода высказывания, а свобода художественного волеизъявления, свобода художников, свобода поэтов, свобода объяснения с миром. Это не то, когда горшки друг другу на голову выливают и, конечно, не то, когда инквизиция дышит в лицо, и не то, когда вы вынуждены переписываться шифром, как Микеланджело с Витторией Колонной. Он очень боялся инквизиции, как человек, хотя, как художник, он был очень отважен. И Италия до инквизиции представляла собой монолит гуманизма. А потом художники стали уезжать.

А в Германии возникла совершенно другая ситуация. Там у каждого мастера была школа и подмастерья. Но школа ремесленников – это не то, что Леонардо в ценниках у Вероккио, а у Липпи его сын и Боттичелли, а у Перуджино Рафаэль. Нет. Но в Германии есть то, что Гофман замечательно описывает в «Мастер Бочар и его подмастерья» – модель таких цеховых отношений. Почитайте Гофмана. Он один из величайших умов мира.

Так вот, в Германии разрабатывали камерные методы, графику, печатали разные карты, книги, а художники имели свою позицию. Мастер Кранах, который был очень индивидуалистическим художником с конкретной политической позицией, заявлял: «Я – домартинист и я за реформацию». Были и такие современные диссиденты, политические эмигранты, которые говорили: «Плевать, надоело! У меня жизнь одна! Эту жизнь я желаю прожить хорошо, по возможности очень хорошо и поеду туда, где мне платят за мои способности. А что у вас тут делается, мне все равно. Это от меня далеко!»

Многие не вмешивались в политику, им было это неинтересно, многие замыкались и казалось, что они живут в свое удовольствие: замки, прислуга, семьи, дети.

У Лукаса Краноха был сын, который научился подделывать работы отца. Их действительно очень сложно различить, но возможно. В Вене висит портрет. Вы на него смотрите и оболдеваете. Там тетка в корсете, губки змеиные, шляпка, вся извивающаяся, вся в драгоценностях. И думаете, что за красота такая? Подходите и понимаете – слишком много красоты. И рисунок какой-то зеленый, и ярко, и режет глаз, и подпись сына. Отец бы так не сделал. И у этих также.

Чем отличается подлинник от копии. Представим себе, что обезьяна укачивает младенца. Она видит, как это делает туземка и поступает так же нежно, повторяя ее движения. Вроде все то же самое, только ребенок у нее умирает. От голода. Она его докачает до потери дыхания и пульса, потому что не чувствует нужной границы. Вот в копии это очень важно. Это точное сравнение. Возьмем Ганса Гольбейна. Он умел, что очень ценно, писать своих героев так, что они говорили: «Я похож!».