Данил Разеев - В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Учитывая основные цели так называемой классической философии науки, возникшей уже в XX в., необходимо осознавать, что и эта форма философии науки была ответом на становление новой философской эпохи. На наш взгляд, практически все вариации классической философии науки опираются на одну фундаментальную идею, высказанную еще Л. Витгенштейном и являющуюся по сути реакцией на новую парадигму постижения бытия как воли: мир — это не мир вещей, но мир фактов, причем фактов логических; однако логическому факту безразлично, где он состоится, — на Земле, на Марсе, в виртуальной реальности или в воображении. Классическая философия науки — попытка выстроить беспредпосылочное научное знание на основе логических форм, ибо именно они в конечном итоге и остаются единственным неизменным нашей воли.

Особый вопрос состоит в том, не исчерпала ли себя к нашему времени эта последняя философская парадигма. Радикальный симптом, который склоняет к мысли о завершении философской парадигмы бытия как воли, усматривается в том факте, что воля выходит из — под контроля. Человек перестает контролировать эксперименты собственной воли, живя в такой неконтролируемой реальности, для которой у нас еще не сформирован адекватный категориальный аппарат, что ведет к очередной смене общефилософской парадигмы, а вместе с этим и к изменению отдельных философских дисциплин, в том числе и философии науки. Философия науки сегодня — это стремление найти методологию для неконтролируемой реальности; упомянем лишь два направления, которые хотя и по — разному, но высказывают неприемлемость классических форм философии науки, основанных на логике факта. Речь идет о синергетике и теории коммуникативного действия. То, что вводится этими дисциплинами в современный научный лексикон, до недавнего времени казалось просто немыслимым в научном дискурсе: так, например, синергетика апеллирует к самоорганизации материи, а теория коммуникации — к рациональности во множественном числе.

Итак, именно в связи со сменой общефилософской парадигмы к современной философии науки предъявляются новые требования, и этим прежде всего и обусловлен интерес к феноменологии со стороны современной философии науки. Сегодня, действительно, кажется, что больше просто не в чем найти неизменное и безусловное: ни в природе, ни в слове, ни в сознании, ни в воле. Феноменология здесь имеет своего рода преимущество, поскольку для нее реальность не связана с существованием. Феноменология работает в сфере смысла, отдавая должное любой реальности: восприятия, воспоминания, фантазии, эстетического чувства и т. д. «Феномен», который является предметом феноменологических штудий, — это и есть то, как нами формируется смысл любой реальности; но, в отличие от классических форм философии науки, которые, занимаясь этим же вопросом, абстрагировались от того, как нам дана реальность, феноменология ставит именно это во главу угла. Вместе с тем феноменология, как и все предыдущие версии философии науки, движима идеей беспредпосылочности научного знания, соглашаясь при этом на «прививку» позитивизма. Об этом свидетельствуют слова самого Гуссерля:

Если слово «позитивизм» означает, что все науки с абсолютной свободой от каких бы то ни было предрассудков основываются на «позитивном», т. е. усматриваемым из самого первоисточника, то тогда подлинные позитивисты — это мы. [266]

И последнее: феноменология состоялась как направление в истории философии, но не в философии науки, поэтому она является действительно постклассической версией философии науки, которую только еще предстоит проверить на ее соответствие общему идеалу философии науки.

Феноменологический проект Гуссерля, направленный на анализ такого феномена, как наука, разворачивался в трех измерениях. Первое измерение касается предельно полного анализа науки как «ноэматического смысла», который конституируется в нашем сознании. Второе измерение связано с историческим характером формирования этого смысла в античности и в дальнейшем развивалось в феноменологической философии учеников Гуссерля (прежде всего в концепциях М. Хайдеггера [267]и Л. Ландгребе); читателю, сведущему в философской традиции XX в., эта идея должна быть знакома под наименованием «европоцентристский» подход к науке. Третье измерение касается попытки обнаружить предельное основание науки в феномене «жизненного мира»; эта идея также была подхвачена учениками Гуссерля (например, А. Шюцем).